Рукопись несбывшихся ожиданий. Таинство посвящения
Шрифт:
Преподаваемый мэтром Олленом курс целительства мало того, что сам по себе, а точно когда-нибудь бы пригодился, оказался по многим аспектам тесно связан с избранной ею специальностью некроманта, а потому бросать его было глупо.
Курс факультета Водной Стихии стал важен для Милы по другой причине. В своё время молодая женщина умудрилась записаться на криомагию, магию льда, и прежние попытки выжить в суровые зимние дни подвели её к тому, что теперь Мила жаждала подчинить себе холод. Мечта научиться управлять им, чтобы однажды именно через него отомстить своим обидчикам, нисколько не отпускала её.
«Нет-нет, это важно, от этого я ни за что не откажусь», – думала Мила, когда в очередной раз
Иллюзии, которые Мила начала изучать по направлению стихии воздуха, также много для неё значили хотя бы потому, что их преподаватель относился к ней сродни мэтру Тийсбергу. Этому старичку было всё равно кого учить, лишь бы студенты не филонили, а действительно занимались. Более того, стоило нерадивой части группы отказаться от занятий, как он, образно говоря, махнул рукой на теорию и почти сходу принялся натаскивать студентов на практику. Это позволяло Миле надеяться, что в скором времени она сумеет применить кое-какие навыки в городе. После того, как ей довелось пожить в компании шулера, в её голове частенько крутились рискованные планы.
Было ещё одно важное обстоятельство, отчего Мила не бросала искусство создания иллюзий. Дело в том, что те же самые занятия выбрал для себя Антуан Грумберг, а Миле не хотелось прятаться от своего врага, позорно поджав хвост. Пусть бы он потерпел её присутствие. Пусть!
Собственно, из-за стойкого и вместе с тем невозможного желания хоть как-то насолить мерзкому лорду Мила и шагала по знакомой дорожке с вполне определённым настроением. Между ней и Антуаном Грумбергом воцарилась антипатия такого рода, когда никто не трогает другого, но много об этом другом за глаза думает. Лишь нежелание ввязываться в серьёзные дрязги останавливало благородного аристократа от публичных издевательств над Милой Свон. Тем более, что не так давно эта самая Мила была всего лишь изгоем, неприкасаемой. Без нужды с ней уже долгое время никто не заговаривал. Мила приучила студентов к тому, что если вдруг кто-то начинал насмехаться над ней, то она сразу бралась за нож. И нет, не студентам ножом молодая женщина угрожала. Она таскала его при себе вместе с вонючими трупиками мелких птиц, а потому Мила с угрожающим видом просто-напросто начинала разделывать эти тушки, глядя хамящему ей студенту прямо в глаза. Подобное тошнотворное зрелище быстро отучило студентов от насмешек. Даже задерживать взгляд на Миле Свон к настоящему времени считалось чем-то вызывающим, и по этой причине Антуан Грумберг её игнорировал.
Но теперь всё становилось по другому. Миле было сложно не обратить внимание на то, как меняется отношение к ней, и этих перемен она побаивалась. Издевательства над ней могли начаться снова. А тут ещё и новая беда. Слова мэтра Ориона про ритуал братства никак не покидали голову Милы. Страх проникал в девушку всё глубже и глубже. «Боги, я должна хоть как-нибудь себя обезопасить», – тревожилась Мила всё чаще, и все её нехорошие предчувствия подтвердились, когда к ней в комнату постучался Саймон.
– Входи, – отрываясь от чтения конспекта, пригласила друга Мила и сразу удивилась: – Саймон, да что с тобой? На тебе лица нет.
– Нет, Милка, у меня всё в порядке. Это у тебя…
Саймон замолк на полуслове. Он продолжал смотреть на Милу, но так стиснул зубы, что его лицо приобрело какое-то неприятное и вместе с тем хищное выражение. О чём-то очень нехорошем Саймон думал, а потому Мила решительно отодвинула от себя конспект и, встав с лежанки, подошла к другу вплотную.
– Что произошло? – потребовала она ответа. Увы, слова всё не звучали, а потому Мила требовательно прикрикнула. – Да говори уже!
– Понимаешь, я долго думал, как бы
– Откуда ты знаешь, что мне настала пора бояться?
Прежде чем ответить, Саймон ненадолго виновато опустил взгляд к полу, а затем взял ладошки Милы в свои. Его ручищи были такими огромными, что Миле показалось будто её ладони поглотило море. Тёплое, уютное море. Она могла бы даже расслабиться, вдруг так хорошо и спокойно ей сделалось, но тут Саймон посмотрел ей в глаза. Его взгляд был полон тревоги, и из-за этого сердечко Милы застучало часто-часто.
– Мы тут на днях собирались всей группой и… В общем, ради того, чтобы не проходить ритуал посвящения в магическое братство совместно с тобой, все наши готовы убить тебя. Так вот, Милка. Так.
«Такая короткая фраза, а мой мир словно рухнул», – ещё подумала Мила, прежде чем отошла от Саймона и, сев на кровать, опустила лицо в ладони. Ей не хотелось плакать, но удержать слёзы на этот раз она не смогла.
***
Кабинет ректора был Найтэ хорошо знаком. Он бывал здесь столь часто, что, закрыв глаза, мог бы с лёгкостью описать это помещение вплоть до мельчайших мелочей. Однако, находиться здесь тёмному эльфу нисколько не нравилось. Начать с того, что его раса в принципе не стремилась подниматься на высоты. Архитектура дроу во многом походила на подгорные города гномов – чем глубже, тем значимее помещения. У людей всё было ровно наоборот, и поэтому естественное раздражение сопутствовало каждому визиту Найтэ в расположенный на четвёртом этаже кабинет начальства.
… Хотя, намного значимее был факт, что Найтэ в принципе не нравилось беседовать со своим непосредственным руководством. Руководство ведь имело свойство отдавать приказы, а ему, как обычному сотруднику, полагалось их добросовестно выполнять. Не самое приятное дело находиться в подчинении, когда в твоей крови кипит жажда подмять под себя целый мир.
– Присаживайтесь, профессор.
Глава академии своим дозволением словно назло раззадорил неприязнь Найтэ, и по этой причине тёмный эльф едва сдержал себя от фразы, что занял бы кресло даже без стороннего приглашения. Надо ли ему стоять, раз собеседник нацелился на долгую беседу? О последнем говорил тот факт, что перед господином фон Дали находился стаканчик с выпивкой. Глава академии отнюдь не злоупотреблял алкоголем, но, чтобы унять некие глубокие переживания, порой делал глоток-другой. И раз подобное понадобилось сейчас, то…
– Что именно произошло, господин фон Дали? – придавая себе как можно более обеспокоенный вид, осведомился Найтэ.
– Пока ещё ничего, но благодаря вмешательству мэтра Ориона кое-что дурное произойти вот-вот может.
– То есть?
– Держите.
В ладони ректора возник небольшой шарик перламутрового цвета. Он очень походил на обычную речную жемчужину, но на деле являлся не совсем ею. Всполохи энергии давали понять, что кто-то использовал жемчужину в качестве носителя записи, и какой именно Найтэ понял очень скоро.
– Ну-с, что вы можете сказать? – с нетерпением спросил Олаф фон Дали, едва понял, что Найтэ досмотрел запись до конца.
– Что меня радует отказ лера Грумберга совершать убийство. Он благоразумно не стал лишать себя благ будущего ради блага кого-то другого. Это разумно.
– Нет, ну вы меня когда-нибудь своим чувством юмора до могилы доведёте, – тут же раздражённо поморщился глава академии. – Я интересуюсь вашим мнением о том, как нам в принципе разрешить сложившуюся ситуацию.
– Нужно объяснить этим юнцам, что их посвящение пройдёт даже без участия лер Свон. Этого достаточно.