Рукопожатие Кирпича и другие свидетельства о девяностых
Шрифт:
Димка, Димка, Димка.
Оля была русская, но «косоглазая» – то ли татарка, то ли тувинка, заскочил из генеалогического древа такой ген. Оля с мамой (мама косоглазой не была) сбежали от пьющего агрессивного папы и жили приживалками у друзей, зато в центровой квартире, откуда было рукой подать до любого клуба. У Оли не было денег даже на колготки – её мама продавала стиральные машины в магазине. Я часто дарила Оле свою одежду «с барского плеча», она же проводила меня в клубы, пользуясь связями.
Фигуры и фактуры у нас были разные – Оля была крупной
На входе Оле кивнул фейсконтроль – раскачанный парень в чёрной футболке со списком в руках, лицо он имел утомлённое, с выражением – вы здесь грязь, наркоманы и шлюхи. Старшеклассники, которым улыбнулась удача, радостно теснились к гардеробу. Мы протолкнулись к ним – «Титаник» был очень маленьким заведением, всего с двумя залами – в одном располагался танцпол, в другом маленький бар, а гардероб был кишкой у входа. Раньше это был тренировочный зал – рассчитанный человек на сто спортсменов, сейчас же здесь сходила с ума тысяча малолеток. Тяжёлые вибрации электронной музыки пронизывали свежие и легкие худые тела, погружая в забытье.
– Не узнали! Не узнали ветерана! – послышалось восклицание фейсконтроля – гей в оранжевом комбинезоне, радостно хохоча, ввалился в клуб.
Появилась Олина сестра – густо накрашенная искусственная блондинка в облегающих кожаных брюках и чёрном кружевном топе, обнажающем плоский живот. Несмотря на юный возраст – лет пятнадцать, – Анжела претендовала на имидж роковой женщины. Она три раза церемонно поцеловалась с оранжевым ветераном. Оба были записными детьми ночи, то есть просыпались к пяти вечера, чтобы немножко обдолбаться и несколько часов наряжаться на выход.
– Ты божественна, детка! Кто сегодня играет?
– Санчес.
– Не может быть! – закричал оранжевый. – Он потрясающий! Моя любимая мозолька!
В клубах, как в любом выдуманном мире, эмоции сильно преувеличиваются, чтобы все верили, что они есть.
Оля стояла рядом и стеснялась. Она была совсем не похожа на сестру. Анжела была богатой москвичкой, познавшей жизнь и все её законы, а Оля бедной родственницей – «ни ступить, ни молвить не умеет». Сестра снисходительно кивнула мне, улыбнулась Оле и повела нас к бару.
– Это он, он, – шепнула Оля и больно ущипнула меня за бок. – Димка!
Это был самый модный, самый сексуальный парень в этом комьюнити – лет восемнадцати, невысокого роста, телосложения боксёра или наездника, с легкими проработанными мышцами, в блестящих кедах, брендовых джинсах, белой олимпийке, с небрежной укладкой чуть отросших каштановых волос и расслабленным выражением зелёных колючих глаз. Он стоял в центре круга среди других парней, внимательно слушая и улыбаясь шуткам; один из товарищей принёс ему бутылку воды. Димка не сразу взял её – медленные повадки показывали, что он лидер. Анжела крутилась рядом как маленький шакал, заливаясь смехом, ненароком дотрагиваясь до звёздного парня
Анжела горячо зашептала что-то Оле на ухо.
– Хочешь бутират? – повернулась ко мне Оля, показывая на бутылку с водой в руках у Димки.
Бутират я не хотела, хотя это было щедрое предложение, и вообще не хотела оставаться в этой компании на правах малознакомой бедняжки, поэтому я поспешила исчезнуть на танцполе.
Через две недели Оля приехала ко мне в гости – у неё были новости. Глаза её сияли. Ей удалось раздобыть телефон звёздного Димки, и у них начался телефонный роман.
Оля с гордостью раскрыла передо мной модный журнал ОМ, на развороте была чёрно-белая фотография: тоненькая девушка с раскосыми глазами в узких брюках и шляпе, изогнувшись дугой, сидела на железной трубе. TRUSSARDI – значилось в названии. Косоглазая модель рекламировала шмотки.
– Что это?
– Это я.
– Поясни, пожалуйста.
– Я сказала Диме, что это я. Ну похоже на меня?
– Кто тебе сказал, что она на тебя похожа?
– Анжела.
– Она тебя обманула.
– Брось, вылитая я, только нет веснушек!
– Хорошо, допустим, есть что-то общее.
У девушки на картинке были круглые глаза, обрамлённые длинными ресницами, и острые скулы – Олино лицо скорее напоминало блин, а глаза были совсем узкими, но, возможно, они обе были тувинками.
– Дима уже в любви мне признаётся!
Голос у Оли тихий, мяукающий, как у кошки. Я попыталась представить его в сочетании с модельной внешностью с картинки. Получилось неплохо.
– Что ты собираешься делать?
– Вот я у тебя хотела спросить – что делать?
– Скажи ему правду.
Оля растерянно заморгала.
– Как правду? Нет, я не могу.
– Но ты же не можешь пойти на встречу!
– Мне надо накраситься и так одеться, – Оля тыкала пальцем в фотографию, – он не заметит. Он звонит мне каждый день по три раза!
Для Оли открылись ворота чудесной реальности, где Дима не ел и не спал и думал только о ней. План о дефлорации на постели, устланной лепестками роз, с самым модным парнем этого города стал осязаем – протяни руку.
– Я поняла, тебя не разубедить.
Оля улыбалась, обнажая острые, как у хорька, зубки, – она была счастлива.
– У меня нет таких шмоток.
– Я отдам тебе своё новое платье, красное, хочешь?
– О, ты моя лучшая подруга, Зоя!
Мне не хотелось даже думать, в какую передрягу загнала себя бедная Оля.
– Поедешь со мной?
– Куда?
– Пожалуйста, поедем со мной на встречу с ним.
В назначенный день Оля надела мое новое африканское красное платье в полосочку, длиной до пола, и заперлась в ванной. Через час она вышла с плотным слоем тонального крема на лице, наподобие посмертной маски.