Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле
Шрифт:
Наконец мы проходим к столам. Мне достается место за первым — между Мейвис и Софи. Я знаю всех присутствующих, кроме мужчины, который сидит напротив меня. Он высок и сухощав, у него оливкового оттенка кожа, высокий лоб и большие глаза. Внешность у него довольно привлекательная. Но не этим можно объяснить то, что сейчас происходит со мной. Я не испытывала подобного чувства так давно, что не могу сразу определить, что же это такое. Я даже подумала, уж не страх ли это. У корней волос меня пробирал озноб, в то время как все тело пылало.
Он улыбается мне и говорит:
— Я —
— Джейн, — произношу я.
Когда я выхожу из полуобморочного состояния, Мейвис сообщает сидящим рядом с ней за столом, что мои комментарии относительно депендов вызывают у нее желание пописать в трусики. Она говорит, что мне следует включить Тайни Тима в свой тост, и только сейчас я вспоминаю, что от меня тоже ждут тоста.
Я обдумываю нужные слова и в то же время стараюсь не глядеть на Роберта. Я нахожусь в состоянии легкой растерянности и не успеваю собраться с мыслями, когда наступает время идти к микрофону.
— Привет! — говорю я в зал и жду, когда мне в голову придет что-нибудь путное.
Мой взгляд падает на Софи — и выход найден. Я рассказываю, как мы повстречались в Нью-Йорке после окончания колледжа и в течение нескольких лет у нас обеих была вереница дружков, но ни с одним из них мы не были счастливы. Каждый раз мы задавали друг другу вопрос: «И это все, на что мы можем рассчитывать?»
— Потом, — продолжаю я, — у нас был период, когда мы напоминали морских коньков: нам морочили голову, будто бы мы не нуждаемся в особах противоположного пола и должны находить счастье в том, чтобы заниматься карьерой.
И вот наконец Софи встретила Макса. — Тут я принимаю серьезный вид и гляжу на Макса. Я вижу, что у него приятное лицо, и говорю об этом в микрофон. И добавляю: — Макс находит, что Софи мила и добросердечна и что у нее широкая натура. И, даже осознавая себя как незаурядную личность, все же не стремится подавить ее волю… — Я устремляю взгляд в пространство, но тут слышу хохот Софи и заканчиваю: — О таком Максе Софи и мечтать не могла.
Когда я сажусь, поднимается Роберт. Я думала, что он сейчас произнесет тост, но он переходит на нашу сторону стола и просит Мейвис поменяться с ним местами.
Она отвечает «нет» и какое-то время выжидает, прежде чем уступить свой стул.
Роберт садится возле меня и говорит:
— Мне понравилось то, что вы сказали.
Я фиксирую в памяти слово «понравилось», стараясь отнести его к своей персоне в целом.
Роберт рассказывает мне, что знает Макса еще со школы, то есть почти двадцать лет. Я замечаю, как много тут друзей из Оберлина, и спрашиваю, что же связывает их на протяжении всей жизни.
Роберт отвечает:
— Таких друзей у нас больше никогда не будет.
К микрофону один за другим подходят желающие выступить.
Тост следует за тостом, так что нам с Робертом удается поговорить только во время коротких интервалов между ними. Я узнаю, что он — карикатурист, и собираюсь рассказать ему, что работаю в области рекламы, но вместо этого запинаюсь, теряюсь и говорю:
— А я собираюсь открыть собачий музей.
Тост.
— Собачий музей? — переспрашивает он и явно прикидывает, не разыгрываю ли я его. — Для разных
— Наверное, — отвечаю я. — Это будет музей, где собаки смогут наслаждаться жизнью. Там будут сообщающиеся вольеры, а в некоторых будут жить белки, за которыми собаки смогут охотиться. А еще там будет галерея запахов.
Тост.
Он поведал мне, что лишь на днях приехал в Нью-Йорк из Л. А. [23] и, пока не найдет квартиру, будет жить у своей сестры. Я рассказала, что живу в старой квартире Софи, в огромном старом здании, получившем название «Дракония» из-за своих горгулий. Почти каждый жилец знает кого-нибудь из прежних обитателей. Роберт тоже знал там кое-кого, только не мог вспомнить, кого именно.
Тост.
Могу ли я прервать отпуск ради него? Могу и хочу.
Отец Софи встает и подходит к микрофону, чтобы в соответствии со своим привилегированным положением произнести последний тост. Он зачитывает стихи:
23
Л. А.—Лос-Анджелес.
Софи покачивает головой. Макс пытается одарить своего тестя улыбкой. Роберт наклоняется ко мне и шепчет:
Напрягает тесть талант,Но в стихах он не Атлант.Макс и Софи обходят столики, беседуют с гостями. И именно в тот момент, когда мы с Робертом можем поговорить, не опасаясь, что нас перебьют, возле нас появляется изящная статуэтка в плиссированном платье.
— Джейн, — говорит Роберт, — это Аполинер.
Мне хочется сказать: «Называйте меня Афродитой», но я вовремя догадываюсь, что он не шутит.
— Садись, пожалуйста, — приглашает он ее, кивнув на стул возле меня. Но она грациозно опускается рядом с ним, словно заполняя подобающую ей нишу и тем самым заставляя его повернуться ко мне спиной. Я начинаю понимать, что я — не единственная бабочка, чьи крылышки трепещут в присутствии его тычинок.
Когда она исчезает, Роберт рассказывает мне, что она сочиняет музыку для кино и даже была выдвинута на «Оскара». Я думаю о своей собственной премии — шуточной награде за худшее из двенадцати изображений мистера Индюка.
— Мне нравится ее тога, — замечаю я.
Мы все говорим и говорим, и наконец Роберт обращается ко всем сидящим за столом, напомнив, что пора подготовить машину для свадебной поездки молодоженов.
Моросит дождь. Роберт извлекает из кустов две большие сумки и ведет нас к машине Макса.
Мейвис рисует на стеклах машины улыбающиеся рожицы.
— Очень смешно, — говорит по-французски ее муж, глядя на эти рисунки.
Роберт накачивает шину.
Когда мы удаляемся со стоянки, он говорит: «Почти уверен, что это его машина».