Руку мне дай...
Шрифт:
Северус закатал рукав халата, обнажив худую конечность с четко проступавшими под белой тонкой кожей синими венами. Правда, в последнее время он начал поправляться, а летняя возня на огороде под руководством Петуньи, и теперь с муфельными печами и алмазными трубками, которые весили немало, отразилась на его мускулах — они стали достаточно заметными. Он смутно подумал, что наверное стоит наконец сходить с Мартинесом в спортзал, посмотреть, чем там занимаются парни с их факультета... У Диего и его брата фигуры были просто загляденье — Снейп оценивал их как ученый-анатом, не более.
Монгво аккуратно надел мешок на руку Северуса и положил ее на стол, а сам остался стоять,
Снейп на вид оставался спокойным, хотя как только рука попала внутрь, сразу почувствовал, что пальцы будто придавило дверью. Руку начало понемногу сплющивать, будто прессом. Сначала заболели кончики пальцев, затем стало казаться, будто под ногти загоняют раскаленные иглы. Хотелось взвыть и спрятать руку между колен, чтобы унять страшную боль.
Постепенно боль нарастала, становясь почти невыносимой. Ткани, казалось, шипели и пузырились, как будто руку опустили в кислоту. Подобное как-то Северус уже испытал на четвертом курсе, когда, работая в лаборатории Слагхорна нечаянно плеснул на тыльную сторону ладони вязким зельем, которое моментально прикипело к коже, подобно расплавленному свинцу или сургучу. Фокус был в том, что пока субстанция не остыла, снять ее оказалось невозможным. Снейп выл как дикий зверь, сбивая все вокруг, но ухитрившись неимоверным усилием наложить на себя Муффлиато и колотя травмированной рукой по столу, а потом прижимая ее к холодному каменному полу, на который свалился от жуткой боли. Даже в один момент захотелось отрубить кисть... но в голове постоянно держалась холодная мысль, что сам виноват и что калека уж точно нигде не будет востребован, тем более, без правой руки.
Когда вязкая клякса остыла, и ее удалось отодрать, Снейп выглядел как старик. Лицо посерело и осунулось от боли, глаза ввалились, губы оказались искусаны в кровь... Хорошо еще, не поседел тогда. С тех пор он стал очень осторожным, и при первой же возможности скопил денег и купил себе нормальные перчатки из драконьей кожи.
Иглы стали толще и длиннее, и теперь болела не только кисть. Жидкий огонь начал подниматься к локтю, а потом к плечу.
Будь его воля, Снейп бы, как тогда в лаборатории, катался бы по полу, пытаясь хоть как-то унять боль, но сейчас напротив стоял и внимательно смотрел на него взрослый сильный маг, которому хотелось, очень хотелось доказать, что он не дохлый тщедушный подросток, а... мужчина. Мужчина. Петунье ведь тоже нужен мужчина. А кто он сейчас для них обоих? Просто ребенок. Нет, он выдержит, они вынуждены будут признать, что он не слабак, что он уже вырос и способен... способен защитить себя и Петунью, если понадобится.
Вспомнив про подругу, юноша немного воспрял духом, и изо всех сил стиснув зубы, переключил внимание на узор из ракушек. Оказалось, они меняют цвет. Были белыми, а теперь постепенно покраснели... Хм... почему это? Неужели своеобразный индикатор его страданий? Или наоборот — интенсивности заклятья? Интересно, а каков апогей, какого цвета должны стать эти ракушки, чтобы доказать Монгво, что Северус Снейп достоин звания мужчины?
«О, вот они стали разом пурпурными, как кровь из вены, темная и тягучая... Он как-то сильно порезался, все в той же лаборатории. И едва смог остановить кровь. Потом рука не слушалась неделю, и все это время ему пришлось просидеть в гостиной — выйти наружу с поврежденной правой рукой было смерти, то есть позору подобно. Мародеры бы не обратили внимания на то, что враг временно выведен из строя и даже палочку держать не может. Лили очень злилась на него, потому что ей было скучно...
Интересно, а что именно сейчас, в эту самую минуту делает Петунья?
Петунья все это для него сделала, она помогла ему добиться того, что он сейчас имеет в наличии.
Хороший коллектив, адекватное доброжелательное руководство, даже девчонки и те милые и приветливые и никогда не фыркают и не кривятся презрительно, увидев его... не то, что в Хогвартсе.
О, ракушки стали почти черными, как Метка на сильной красивой руке Люциуса. Она хорошо выделялась на его коже, белой и гладкой как паросский мрамор... Люц рассказывал, как он получил ее... говорил, что было больно, но терпимо. А все потому, что хитрец Люци перед принятием Метки от Повелителя выпил Феликс Фелицис, который ему послал Снейп. И держал во рту кусочек сахара, пропитанный сильнейшим Болеутоляющим... Если б он знал, тоже бы запасся этим зельем...
Ох, нет, так было бы нечестно. За мухлеж его бы ректор по голове не погладил. Дамблдор тоже ведь никогда не хвалил его, и Слагхорн, гад, никогда... А Петунья всегда хвалила, она не скупилась на похвалы, не то что Лили... как же он скучает по ней! В смысле, по Петунье...
Глаза плохо видят. Пот заливает или что-то еще? Наверное, это от боли... Бывает, от усталости тоже темнеет в глазах, или когда давление упадет... Интересно, а при такой сильной боли каким бывает давление — повышенным или пониженным? Проводил ли кто-нибудь замеры при таких экспериментах? Он бы замерил...
Кто-то что-то кричит или ему это чудится? В ушах стоит какой-то звон, и звуки разлетаются в разные стороны испуганными чайками. В уши как будто вату набили, так плохо слышно...
А, это ректор что-то ему говорит, у него губы шевелятся... Надо переспросить, а то не слышно... Что с языком? Он стал буквально деревянным и не желает двигаться.
Ракушки совсем черные. Так странно... как волосы у Петуньи — были белыми, а стали черными и блестящими, как перья у ворона... Интересно, они потом станут опять белого цвета?
Стало так темно, но ведь еще не ночь? Выключили свет?»
Монгво с удивлением и в то же время обеспокоенно смотрел на настырного парня.
Северус сидел абсолютно прямо, и казался даже расслабленным на вид, только вот вены на руке стали почти черными, и жилки на висках вздулись и быстро-быстро пульсировали в такт сердцу, которое бешено гнало кровь по сосудам. Пот катился градом по худому бледному лицу, а белки вваливщихся глаз налились кровью из лопнувших мелких сосудиков. Казалось, Снейп ничего не видит перед собой, он как будто был где-то глубоко в себе и отгородился от дикой немыслимой боли чем-то своим, очень сокровенным...
Ректор видел по изменившим цвет ракушкам-индикаторам, что индейский артефакт работает уже на полную мощность, но упрямый студент даже не собирался подавать какой-либо знак о том, чтобы прекратить испытание.
Сколько он собирался так сидеть — Монгво боялся предположить. Он решил немедленно вмешаться, просто потому что могло не выдержать сердце. Ведь сила духа и воли не равна силе тела. Ректор знал, что дух бывает многократно сильнее. Такого как Снейп можно было пытать или растерзать на части — он бы не сказал ничего, не остановил бы экзекуцию, не выдал бы никакой тайны...