Румбо
Шрифт:
— С ума сойти, в городе Paradise есть мафия… А что за мафия? Триада?
— Мафией здесь называют правительство, Румбо. А сами они зовут себя Ангелами. Кстати, это один из их слуг всадил тебе пулю в затылок. Припоминаешь?
— Да, морду эту запомнил. Встречу — поквитаюсь. А мэр города, стало быть, Бог?
— Бог — это выборная должность. Хотя последний уже давно засиделся, и соперничающие кланы теснят его. А выборы, кстати, уже не за горами.
— А кто ходит на выборы?
— Те, кто имеет гражданство, посещает церковь… Это здесь контролируется… Да, учти, кстати: ночевать на прилежащих к вокзалу территориях законом запрещено. На Яремной площади (это в самом центре у Храма) и в других
— А в участке Ангелы отхерачат мне почки своими крыльями? — хмыкнул Румбо.
— Не самая плохая перспектива. Учитывая то, что с тобой может случиться, если ты всё же сядешь на поезд.
— То есть?!.. Ты же сказала, поезд идёт домой!
— Всё верно. Но дом неприветлив к райским изгнанникам — ты это, должно быть, слышал. Те, что возвращаются с Неба — возвращаются с определенной целью.
— Ну да, знаем… «Молния приближается — возвещают они — и гибнут как провозвестники». Что ж, стало быть, я — провозвестник молнии?
— Ты будешь ославлен и презираем, Румбо. Ты прослывешь отмороженным маньяком. Твоим именем будут пугать детей.
— Неужели. Жена изменит, друзья продадут?
Она допила фетяску, вытерла губы салфеткой:
— Ты знаешь, зачем идёшь?
— Знаю.
— Тогда, родной, ты должен быть готов ко всему. Подумай хорошенько, что там тебя ждёт, и не говори потом, что я не предупреждала… Может, лучше всё-таки в Красную Комнату? А? — 3оя сняла босоножку, вытянула над столом ногу и поманила пальцами.
— Не самая плохая перспектива! — понюхал её подошву Румбо, — Куда лучше могилы. Давай, сестра, еще по 50 грамм — и пора отваливать: посмотрим, что там у нас насчет дешевой хаты.
— Угу… ну, дерзай, удачи тебе… звони, если что! — 3оя раскрыла косметичку, достала зеркальце, поправила волосы.
Затем встала, толкнула стеклянную дверь — и исчезла за углом.
Какое-то время Румбо разглядывал оставленную на столе визитку из человеческой кожи. Потом попросил счёт, расплатился и неспешно двинулся по улице вниз.
Не без труда он нашел квартиру в районе новостроек. Цены кусались, но не жить же в хлеву.
Здесь было тихо и относительно безлюдно.
Это вообще был тихий город.
Прошедшие испытание были осторожны, молчаливы, независимы. И придерживались непонятных распорядков.
Каждую ночь Румбо являлся на вокзал и ждал поезда.
Для этого надо было выйти заранее: иначе потом будет толпа — не успеешь протолкаться. Суетно. Номера произносились невнятно. И, хотя их дублировало световое табло, последнее не со всех сторон было видно.
Румбо вначале очень волновался.
В самую первую ночь на поезд село 15 человек. Они передвигались как роботы и смеялись как одержимые.
В следующую ночь ушел всего один. Румбо запомнил номер: 2443342.
Так, ночь за ночью, приблизилось открытие туристического сезона. Местные все как-то засуетились, заквакали, словно растревоженные в болоте лягушки. Это был своего рода дерижируемый хор. Город наводнили полицейские. Румбо понял: на туристов будет охота. Город был населен людоедами.
Вскоре ночное посещение вокзала вошло в привычку. Появились знакомые, связи. Сдружился с парнем по кличке Тарантул.
Тарантул не спускался в могилу Гаврилы: он катался на Адском бронепоезде. Сел на него, после того, как долго плутал среди полузаброшенных садовых участков, атакуем омерзительного вида гибридами жука-сосальщика. Необычайно крупные клещи приводили в панику. Однажды, продираясь сквозь бурьян меж заборами, вышел к куцему полустанку. Принялся тщательно очищать себя от паразитов.
А вскоре подошел состав.
Это была сцепка двух платформ, надстроенных бронещитами с огневыми
— О чем я думал, когда садился в это чудо? — сокрушался потом Тарантул, — на этом поезде не было людей, и управлялся он невидимой силой. Сразу же меня унесло глубоко под землю. Это был тоннель, ведущий прямо к Сердцу Ада. Мрак, зловонье, завораживающий ужас падения. У меня начались судороги. Поезд то мчался с бешеной скоростью, то вдруг притормаживал и ехал медленно, словно во сне вращая тяжелые диски колес… с ужасом понял, что локомотив не управляется имеющимися на панели рычагами, но несется по собственной прихоти, время от времени истошно гудя. Мы мчались по кривой трубе — меня бросало на стены, как мячик — а тоннель вдруг начинал разогреваться, создавая ощущение, что путь заканчивается в огромной печи. О стоп-краны я содрал себе кожу с ладоней, ногти на них оставил. Угорая, терял сознание. Приходил в себя — мы медленно ехали среди каких-то чудовищных подземных цехов заброшенного завода. Стоял жуткий, за пищевод хватающий холод… я видел огромные станки, чьи валы вращались с неизвестной мне целью… видел работу подземного пресса, слышал вой заточенных лопастей.
— Что за лопасти?
— Лопасти?… Это были вентиляторы. Огромные, стальные: они гудели так, что у меня сердце из груди выпрыгивало. Потом вдруг поезд стал разгоняться, тоннель снова сузился, скорость переросла все мыслимые пределы: казалось, стальные рессоры вот-вот лопнут, ужасный грохот оглушал как обухом. Поезд стало бросать как на «американских» горках. Я вцепился руками в рычаг стоп-крана и блевал, зажмурившись. Так продолжалось немыслимое количество времени — сознание моё померкло. Потом, словно из ваты, понял, что мы почти стоим. Ход был таким медленным, что, решись я спрыгнуть, то сделал бы это без всякого риска. Но я не решился. Неописуемый ужас колотил меня; вжавшись в угол, я слабовольно зажмурился, но продолжал видеть сквозь веки. Передо мной как в замедленной съемке поплыла территория какого-то подземного склада. Нутром ощущал я невыносимое давление глубин Преисподней: под дном океана шёл этот поезд. Меня выворачивало и плющило, плющило и выворачивало. Склад был тускло освещен и внушал необъяснимый страх. Там были огромные белёсые тюки, при взгляде на которые меня рвало желчью, были странные стальные обрубки, заявлявшие о себе нестерпимой головной болью; и были стеклянные колонны, от которых судорогой сводило всё тело. С потолка свисал кабель. Еще я видел трупы. Трупохранилище — огромное, как стадион. Запах невыносимый: я дурел от него просто. Кто и зачем их туда складывал? Кого они ждали? Откуда пришли? Потом долго еще шел тоннель, и я рассматривал его стены в потеках битума, тянущиеся удавами трубы… иногда мы проезжали ответвления с этими чудовищными лопастями, и всякий раз я думал, что умру от их мерзостного гудения. Иногда поезд догонял по воздуху летящий механизм из прозрачного металла. Видимо, это были какие-то мобильные лазутчики. Благодаря им я, кажется, познал муку эпилептика: они провоцировали приступ разрядом электричества в голову. Знаешь, почему я шепелявлю… а раньше-то говорил как Левитан?… во время приступов я разжевал свой язык.
— Да ты нормально говоришь, парень, — Румбо хлопнул его по плечу, — Не раскисай! Я тоже говна наглотался будь здоров сколько… Главное, что всё это теперь позади, а теперь мы в раю! Осталось только протолкаться на поезд…
— А тебе не приходило в голову, что история с поездом — это наёбка? — сомневался Тарантул, — что если те, кого вызывает кондуктор — подставные роботы или зомби? Или же они отвозят пассажиров прямиком к Адскому кратеру? Никто еще не вернулся, уехав на поезде. И мы не вернемся.