Румбо
Шрифт:
Вскочил, улыбаясь. Взгляд упал на могилу, выделявшуюся среди остальных отсутствием надписей. Это был просто большой мраморный шар, возвышавшийся на металлической ножке из гранитной плиты.
Подойдя ближе, Румбо понял, что это — не могила, и не памятник, а очередной блок управления: две кнопки на пульте «инь-ян».
— Ну что, Ctrl-Alt-Del? Встряхнемся?…
Старший брат
…— Я — котозмей! — улыбнулся Румбо, представляя себе,
Как кот, покрытый чешуёй и с раздвоенным языком?
Или как поросшая шерстью змея, которая перед тем, как ужалить, мяукает?
— У кошек и змей есть общая черта: они шипят! — сказал стоящий перед Румбо дед в замшевой шляпе.
— А? — Румбо словно очнулся.
— Вы, молодой человек, отчего так задумчивы? Переживаете недавнюю утрату? — поспешил осведомиться неизвестный, поправляя пенсне.
— Не утрату, а скорее, обретенье! — широко улыбнулся ему Румбо, подмигивая по-пацански.
— Обретенье? — старичок, казалось, беззвучно смеялся, — не обрели ли вы навозное дерьмо, на которое наступали в детстве, когда шли босиком купаться на заводь?
— Я обрел удивительного собеседника! — приобнял его Румбо, — и теперь мы можем проследовать по променаду, усесться на тихой веранде прибрежного ресторана, закурить по сигаре — и предаться живой беседе.
— Неплохо, однако, было бы кроме сигар, еще пожрать чего-нибудь… ну, стейк там какой-нибудь, грамм 400… средней прожарки… то, сё… бутылочку риохи… коль мы в ресторане. — поразмыслил дедок, почесываясь.
— А может, водчонки? — предположил Румбо, у которого от слов старика слюна пошла горлом.
Посидеть, что называется, с пузырем. Много вкусной еды — и непременно мяса — нежного, с кровью — да с сочным салатом, грибочками, там, хачапури… Потрепаться за жизнь, о бабах… то, да сё, кто с кем ебался, кто увлекся, кто усрался. Где работает Григорий, почем фишки в коридоре; с кем Витос играл на флейте (я не в курсе, хоть убейте); вспомнить детство золотое, девок голых под плитою, кровь на кафельном полу, Первомай, бензопилу…
— Вспомнить? — спросил старик.
Румбо рассматривал курчавые седые волосы на его висках.
Курчавые, как на лобке.
— Извините, вы волосы для бакенов случайно не с лобка пересадили? — спросил деда Румбо, поглаживая рукоятку ножа.
Нож он держал за спиной, и рука слегка уже вспотела от волнения.
— Вижу, юноша, вам не терпится поскорее меня зарезать… — неожиданно промолвил тот, поворачиваясь к Румбо боком и разрывая дистанцию.
— Нет, ну… это ты первый начал! — Румбо достал из-за спины нож и осторожно ступил вперед.
Зубы его оскалились, спина пригнулась… ни дать, ни взять: да-дзе-шу.
— Подумай стократно, ибо, убив меня, ты воткнешь в себя этот
— Вон оно что… а прошлый раз, я от будущего, стало быть, получил в бубен?
— От него самого и получил. А ты как думал? Кто на одном месте застрял, тому дорога в рай, образно выражаясь. Этим и отличается Ад от Рая: Ад — это вечное движение. Рай — это Отстой. Кто живет в отстое, имя тому — отстойник: и жена сосет у соседа, и дети их — пидоры. Они и попадут в Рай. Блаженные, потому как. А мы с тобой, дорогой Румбоид, проследуем совершенно в противоположном направлении…
— Это прямо как в фильме! — усмехнулся Румбо.
— Что еще за фильм?
— Ну, лабуда голивудская… фантастика, «Румбоид» называется. Там главный герой борется с бесами. Нудно так борется… через 5 минут надоедают эти его потуги… И ты меня, что ли с этим сравнить хочешь?
— Не смотрел я это кино, — развернулся старик, вырывая кольцо гранаты и хватая Румбо за руку, — а ну, как теперя мне жить расхотелося? Может, я сам себе не по плечу пришелся? Держись, Румбубей, сейчас ты смерть свою увидишь!
— Ты чего, дед… охуел?! — Румбо сорвал захват, отскочил в сторону.
— Чего ж ножом меня не ударил? — дед разжал пальцы, граната провалилась ему за шиворот и застряла под рубашкой; он шагнул навстречу своему прошлому с распростертыми объятиями… нет!
— Нет! — Румбо припустил вдоль могильной ограды, — Нет! Нет! Неыы!!! — он выл и бежал, сбивая ноги.
Рыбкой нырнул вбок за ограду, пребольно разбив колено о камень.
Воздух разодрал взрыв.
Жалость к себе накатила солёной волною.
Лежал и выл:
— Бляди!.. Все, все бляди! Сегодня блядь в цене, а не герой!.. блядям раздолье мутною порой…
Маленький кусочек седого скальпа сползал кровавой соплёй по щеке.
Наконец, спустя неясный промежуток времени, успокоился, приподнялся и распрямился, отряхиваясь. Могила рядом была знакома: словно он был здесь совсем недавно. Но бежал-то он совсем в другую сторону! Опять deja-vu… и кто в ней похоронен? Эге, да это же 3оин старший брат Гаврила, о котором она ему говорила.
Румбо мучительно попытался вспомнить, что именно — и главное когда — рассказывала ему о Гавриле 3оя, но ни единого связного сюжета не всплыло в его покореженной памяти, представлявшей из себя сплошные flotsam & jetsam.