Румбы фантастики. 1988 год. Том I
Шрифт:
Последний поворот тропинки явил глазам Багира естественный, открытый в сторону залива амфитеатр с песчаными склонами, с торчащими валунами, с оголенными и причудливо изогнутыми корнями окружающих площадку сосен. Кое-где на склонах уже сидели люди, но немного. До назначенного срока оставалось двенадцать минут, а двадцать третий век приучил к точности. Внизу, у маленькой выемки в почве, дополнительно углубленной и выровненной, стояли Дамиан и его спаситель.
Как всегда на людях, пришло чувство неловкости. В перекрестье взглядов, оступаясь и съезжая вместе
Незнакомец казался очень похожим на Дамиана и был ненамного старше. На груди его комбинезона слабо мерцала пятиконечная звезда. Но не такая строгая и вечная, как на Спасской башне Кремля, а красиво деформированная, с разной длины лучами — эмблема космического флота.
«Полторы сотни лет», — мелькнула сначала вот такая выхваченная из сознания отдельная мысль, и только потом Багир узнал Владимира Кузьмина, знаменитого астролетчика-релятивиста. Лишь несколько недель тому назад вернулся он из полета, а главное — прямиком из двадцать первого века. Полторы сотни земных лет за три года межзвездного полета! Сейчас Кузьмину тридцать пять биологических. Или сто восемьдесят четыре абсолютных земных… Юный дедушка. Пра-пра-пра-и-так-далее-предок моложе любого из их компании!
— Здравствуй…те… — сказал Багир, протягивая ступку. И примолк, не зная, как общаться с иновременником. Ровесника он бы просто обнял. Знакомого поцеловал. А как быть с этим, из истории?
Кузьмин принял ступку и не глядя швырнул в яму. Потом крепко стиснул и отпустил не успевшую отодвинуться Багирову ладонь.
Багир удивился. Но припомнил: в позапрошлом веке был такой обычай среди друзей. Что-то в этом рукопожатии был от той цепочки взявшихся за руки людей, которые шагали сквозь мрак Ростральной колонны.
— Рад приветствовать! — отрывисто сказал Кузьмин. — Располагайтесь.
Он показал рукой на склон.
Багир отыскал местечко, где луч от красно-медной ленивой волны, растопившей жар уходящего солнца, не бил в глаза. Впрочем, светило уже коснулось воды, вот-вот вновь наступит белая ночь. Устроился Багир на удобной петле корневища. И смотрел, как прибывали другие; несли чудом сохранившиеся дрова — кто ножку от журнального столика, кто панель мореного дуба, кто даже длинный чубук старинной турецкой трубки.
Астролетчик был в меру гостеприимен — люди подходили, здоровались, молча удивлялись и отходили, бережно неся перед собой покрасневшую от стального пожатия руку. Куча дров в яме заметно росла.
— Может, хватит, Володя? — спросил Дамиан.
Кузьмин осмотрел из-под сложенной козырьком ладони горизонт, раскаленные облака на остывшем небе. И кивнул. Потом стал на колени, быстро сложил из палочек шалашик, подсунул под него что-то белое, чиркнул зажигалкой. Плеснуло струйкой пламени, вспыхнуло белое, от белого загорелся шалашик, потихоньку занялось все случайное творение из дров. Огонь охватил добычу, пальнул искрой, с гудением взметнулся выше дерева, зажег воздух.
Уютно запахло костром.
Живой, горячий первобытный огонь что-то
Вокруг по контрасту стало черно.
Потому что была ночь.
Правда, белая ночь. Ненастоящая.
Но все равно ночь.
Искры из костра смешивались со звездами в небе. Трещали поленья. Сосны протягивали растопорщенные лапы поближе к огоньку — погреться. Заливались удивленные птицы…
Багир почувствовал, как кто-то рядом шевелится, примащивается, приваливается спиной к его боку, Затихает у него на плече. После костра в темноте ничего не было видно. Но он все равно бы догадался, даже если б не били в глаза слепящие огненные кудри, не было отуманивающего, чуть тронутого увяданием запаха сирени. Даже если б это вообще была не Нода.
Костер жег лица. Но никто не отворачивался.
Хорошо, что нашелся человек, умеющий бесценные обломки дерева превратить в обыкновенные дрова.
Раз дрова, два дрова, три дрова. И никаких слов.
Дамиан выхватил из костра тлеющую головню. Багир крепче прижал к себе хрупкие плечики Ноды.
Это неважно, что их тут пока совсем мало. Ни винтороллеры, ни видео, ни глазурованный асфальт, ни тающие листья — ничто не должно перечеркивать живого огня, отгораживать от него человека. Костер должен быть обязательно. Костер — а не имитация его из низкотемпературной плазмы.
Важно, чтобы каждый нашел в жизни свое место у костра.
Пусть Багиру когда-нибудь доведется зажечь для потомков свой костер.
Огонек в ночи.
Даже если ночь — белая.
Владимир Клименко
КОНЕЦ КАРМАННОГО ОРАКУЛА
— Не смей лазить в гнездо! — испуганно кричала Мария Николаевна мужу.
— Еще чего выдумала, не смей, — одышливо огрызался тот, волоча расшатанную приставную лестницу к старой березе. — Еще как посмею! Воровка!
Последнее слово относилось уже не к Марии Николаевне. Чуть выше гнезда, похожего на лохматую кавказскую папаху, нервно стрекотала гладкая черно-белая сорока. Она возбужденно подпрыгивала на ветке и с ненавистью смотрела на Петра Егоровича, пытающегося поустойчивее прислонить длиннющую лестницу к стволу.
— Я тебе покажу, как чужие вещи таскать! — пыхтел почтенный муж, при каждом шаге наверх задевая объемистым животом за очередную перекладину. — Разорю все к чертовой матери!
Сорока стала сущим наказанием. Поселилась она на дачном участке, видимо, еще зимой и в марте радостным стрекотом встретила первых приезжающих. Свои преступные наклонности проявила сразу же, перетаскав у задумавшего весенний ремонт Петра Егоровича половину новеньких гвоздей из ящика с инструментами. Затем начались кражи похуже.