Румянцев-Задунайский
Шрифт:
Последнее, по расчетам принца, должно было положить русских на лопатки, поскольку содержало в себе угрозу оставить Россию в одиночестве. Однако ни Панин, ни Орлов, ни Голицын, ни другие министры не выказали никакого замешательства. Наоборот, они усилили сопротивление прусскому плану, так что принц пришел в расстройство и покинул дворец в великой досаде. На другой день он выехал в Берлин, даже не сделав прощальных визитов.
…Так как Австрия присоединила к себе часть польской территории, то лучше всего будет, если Россия и я одинаково воспользуемся этим обстоятельством и, подражая примеру Венского двора, мы так же позаботимся
Мне кажется, для России решительно все равно, откуда бы она ни получила вознаграждение за военные издержки, на что она имеет право. И так как эта война возникла единственно по делам Польши, то я не понимаю, почему бы ей не вознаградить себя за счет пограничных земель этой республики?
Что касается до меня, то для поддержания равновесия с Австрией, почему я не могу так же, как и она, приобрести часть Польши? Это послужило бы мне вознаграждением как за денежные субсидии, так и за потери и убытки, которые я понес от этой войны.
(Из письма Фридриха II своему послу в Петербурге графу Сольмсу от 19 февраля 1771 г.)
Глава II
Место солдата — в строю
Канцелярия главной квартиры армии, пустовавшая всю зиму, с наступлением теплых весенних дней стала вроде кают-компании. Сюда тянулись как офицеры, так и генералы — заходили с надеждой узнать что-нибудь новенького из России, разведать, скоро ли выступать с зимних квартир, или просто так, отвести душу в беседе со штабными.
Сегодня «приманкой» послужило возвращение из отпуска генерал-квартирмейстера Боура и генерал-майора Кречетникова. Думалось так: раз люди побывали дома, значит, им есть о чем рассказать. Однако отпускниками сразу завладел дежурный генерал Ступишин. Точнее, не он ими, а они им. Генералы отсутствовали более четырех месяцев и желали знать все, что изменилось за время их отсутствия. Крепко соскучились они по армии.
На дворе зеленел май. В прошлом году в эту пору армия уже маршировала на турка, но сейчас задержалась с выходом. Причиной была поздняя весна. До ее прихода несколько месяцев кряду творилось что-то непонятное, совсем не похожее на то, к чему привык русский человек. Снежные бураны неожиданно менялись проливными дождями, дороги до того раскиселило, что невозможно было угадать, на чем лучше ехать — то ли на санях, то ли на телеге. Местные жители говорили, что они сроду не видели такой ужасной зимы. Непогодье затянулось до конца апреля. Обозники вконец измучились — не только запас, даже каждодневные нужды в продовольствии не успевали справлять. Но это еще не все. С холодами пришла лихорадка. Не простая, а какая-то заразительная. Недавно от нее генерал Олиц скончался. А сколько на погост низших чинов унесли, про то лучше не спрашивать.
К счастью, все это теперь осталось позади. Дождались-таки настоящего тепла, настоящего солнца. Трава появилась, а раз трава есть, не будут больше подыхать лошади. Теперь они и во время похода найдут себе корм.
— Когда я уезжал, наши пытались овладеть Браиловом, — вспомнил Кречетников. — Что-нибудь вышло?
— А как же! Когда это фельдмаршал не доводил до конца дело? Не только Браилов, и Журжа взята. Освобождена почти вся Валахия вместе со столицей Бухарестом. На этой стороне Дуная у турок остается одна крепость Турна. Скажу вам, господа, крепкий орешек. Генерал Потемкин пытался разгрызть сей орешек, да поломал зубы.
С улицы вошел Румянцев. Все поднялись, приветствуя главнокомандующего. Офицеры, решив,
Фельдмаршал пригласил генералов к себе. В кабинете, кроме стола, стула и оттоманки, ничего более не оказалось. Простор. Ступишин лично распорядился убрать лишние стулья, чтобы посетители не заимели привычку засиживаться и тем самым отнимать у главнокомандующего дорогое время.
— Какие везете новости? — спросил Румянцев.
Боур рассказал, что самым крупным событием было пребывание в Петербурге и Москве брата прусского короля принца Генриха. О цели его пребывания точно неизвестно, но болтают всякое. О внутреннем положении в стране тоже говорят по-разному. Ему, Боуру, приходилось слышать жалобы на очень плохой урожай. В некоторых губерниях крестьяне едят траву… К этому бедствию прибавилась чума, перенесенная из Турции в южные районы страны. Правительство принимает жесточайшие карантинные меры, тем не менее чума неумолимо продвигается на север…
— К моим не заезжали?
— Я бывал Москва, но графиня дома не бывал.
С лица фельдмаршала не сходило выражение мрачной сосредоточенности. Казалось, он задавал вопросы механически, не вдумываясь в ответы, занятый своими невеселыми мыслями. Раньше он был не таким. Что-то с ним сделалось. Отяжелел, состарился заметно.
И Боур, и Кречетников не знали и не могли знать, что так опалило фельдмаршала. Из генералов знали правду о нем только Ступишин да Озеров. Фельдмаршал стал таким с того дня, когда послал императрице реляцию с прошением об отставке.
Теперь уже не укладывается в голове, что этот человек намеревался оставить армию — армию, которая признавала его своим отцом, которая чтила его больше, чем кого-либо. Да было ли это? Было… Однако Румянцев не ушел, Румянцев остался. После того как курьер отправился в Петербург с его реляцией, он некоторое время отлеживался в своей палатке, никого не принимал, за исключением доктора и адъютанта. Но мало-помалу то непонятное состояние стало проходить, и он вернулся к делам…
С тех пор прошло четыре месяца. История с отставкой стала уже забываться. Румянцев снова был в деле. Но теперь уже никто не видел его улыбающимся.
— Перевод фирмана готов? — вдруг круто переменил разговор Румянцев, обращаясь к дежурному генералу.
— Да, ваше сиятельство, он у меня.
— Прочти. Я думаю, всем будет интересно услышать, что в нем написано, — добавил Румянцев.
— Что за фирман? — заинтересовался Кречетников.
— Приказ визиря, который он направил своим военачальникам.
Ступишин стал читать:
— «По повелению пресветлейшего, величайшего, грознейшего, державнейшего, всей вселенной императора, который есть прибежище правоверных, моего августейшего государя, взял я себе в намерение овладеть всеми крепостями по Дунаю, находящимися в Молдавии и других провинциях, случайно доставшимися московской императрице…»
— Ого, аппетит у визиря не так уж плох! — воскликнул Боур по-немецки. Выражать эмоции на родном языке ему было гораздо удобнее.
Румянцев сердито сдвинул брови.
— Какие сведения собраны о новом визире?
— Сведения зело скупые. До назначения визирем Махмет-паша предводительствовал в Боснии. По слухам, человек смелый, решительный, но чрезмерно самонадеянный.
Румянцев стал медленно прохаживаться по комнате. Генералы молча ждали его решения. Фирман визиря побуждал к раздумьям. Было над чем подумать. Осуществление турками своих планов могло поставить перед русской армией серьезные трудности.