Руна Гибели
Шрифт:
«Узы Пустоты» выглядели как золотистая удавка, захлестнувшая антрацитово-черную глобулу матки. Резкое усиление давления — и шар тьмы лопнул, «расплескав» свое энергетическое содержимое во все стороны. Не имей заклятие инквизиторов внешней сферы, им бы от этого могло крупно не поздоровиться. «Надо учесть на будущее!» — отметил про себя Шестаков. Когда заполненная энергией мрака оболочка исчезла, петля «уз» захлестнулась уже на паучьем «теле» матки. Против этого у исчадия Пустоты уже не нашлось веских аргументов. Поддавшись натиску «уз», кромешница снова ушла внутрь своей материальной оболочки, но теперь оказалась в ней заточена. Ни выйти из нее, ни применить свою Силу, ни даже использовать
«Стазис» тут же рассеялся без следа. К счастью, в левом коридоре, где происходила схватка, людей в момент активации первого заклятия матки не было. Шестаков принялся командовать:
— Все в порядке — я ее держу! Делайте отвод глаз всем подряд и обеспечьте, чтобы сюда в ближайшее время никто не сунулся. Так. Теперь приведите в чувство Громову и позаботьтесь о нашем погибшем товарище. Перенесите тело в комнату 55. Там мы немного побеседуем с госпожой «Камышиной».
Пока инквизиторы выполняли все эти распоряжения, Сергей Александрович, словно собачку на поводке, подвел кромешницу на невидимом лассо «уз Пустоты» к комнате, где «колдунья» принимала клиентов. Одно прикосновение ладони к замку — и дверь распахнулась. Оба вошли внутрь, после чего Шестаков активировал «круг тишины». Конечно ментальное воздействие инквизиторов не позволит никому в ближайшее время подойти к комнате, но все же следовало подстраховаться, ибо дальнейший разговор уж никак не предназначался для посторонних ушей.
Оказавшись в комнате, Сергей Александрович усадил «Камышину» за стол, но не туда, где она обычно располагалась, принимая клиентов, а на место для посетителей, то есть спиной к двери. Сам же устроился напротив нее. Кромешница хоть и была в человеческом теле, но суть свою не скрывала (просто в этом на данный момент уже не было смысла): на Шестакова смотрели абсолютно черные глаза с проблесками зеленых искр. Но этим и ограничивались ее возможности во время действия «уз Пустоты». Кого-то излишне впечатлительного «черный» взгляд пустотного создания мог бы, пожалуй, и до обморока довести, но старшего инквизитора он даже не смутил: в его жизни бывали вещи и пострашнее. Чувствовалось, что кромешница внутри буквально кипит от дикой злобы, но лицо (если не считать глаз) этого почти не выдавало. Оно было абсолютно спокойно, а губы даже кривились в насмешливо-презрительной полуулыбке.
Старший инквизитор дождался, когда в комнату внесут тело их погибшего товарища, убедился, что Громова пришла в себя, и только после этого молчаливым жестом приказал коллегам выйти в коридор, оставив его наедине с узницей.
— Ну что, поговорим немного? — предложил Шестаков.
«Камышина» пожала плечами.
— О чем, инквизитор? Я ничего не скажу. Если тебе уже приходилось допрашивать наших, ты понимаешь, о чем я. Дохлый номер!
— Приходилось, — невозмутимо подтвердил Сергей Александрович, — и не раз. Но тогда у меня не было вот этого.
Он лишь слегка натянул петлю «уз», и кромешницу просто скрючило от боли. С губ ее сорвался звук, очень похожий на шипение разъяренной змеи. Впрочем, она быстро овладела собой.
— Нравится? — поинтересовался Шестаков.
— Щекотно, — ухмыльнулась «Камышина».
— Ну, так я могу попробовать доставить тебе еще большее удовольствие: тут сделаем посильнее, а здесь подольше. Глядишь — и вместо улыбки ты у меня засмеешься. Как тебе такой вариант? Но есть альтернатива: можно просто ответить на мои вопросы.
Матка
— И что тогда? Отпустишь на все четыре стороны?
— Смерть тоже бывает разная. Тебе могу обеспечить быструю и почти безболезненную.
— Смерть есть смерть. Финал один, только процесс отличается. Что же до боли… Я терпеливая. И ты даже не подозреваешь, насколько.
Шестаков недобро усмехнулся.
— Ты тоже кое-чего не подозреваешь. У аркана, которым я тебя держу, довольно много функций. И подавление твоей Силы — далеко не самая главная из них. Легкое ментальное воздействие на структуру заклятия — и строгий поводок сменится рабским ошейником, который заставит тебя выполнять мои приказы. Будешь помогать ловить ваших. Как тебе такая перспектива?
Вот тут матку проняло. Лицо ее перекосилось от ненависти.
— Блефуешь, инквизитор! — буквально выплюнула она.
— Могу продемонстрировать. Сейчас ты станешь вылизывать мои ботинки, все осознавая, но будучи не в состоянии противостоять моей воле. Хочешь?
— Попробуй!
В голосе кромешницы звучала неприкрытая угроза, но вот как раз она-то и являлась блефом: пока действовали «узы Пустоты», пленница ничегоне могла сделать, как бы ни старалась. Улыбка инквизитора стала шире: он знал, что получит удовольствие от того, что сейчас сделает. В конце концов, за все свои гнусные деяния в Базовом мире, за многочисленные отнятые жизни, включая последнюю жертву — бойца Святого Ордена, матка заслужила тысячекратно более жестокую кару.
Шестаков настроил сознание на волну действующего заклятия «уз» так, как его учил командор, и внес небольшие изменения. Ощутив, что нужная перемена произошла, он просто отдал мысленный приказ.
Матка, видимо, почувствовала, что творится, и попыталась наброситься на своего врага, но «узы» удержали ее на месте, причинив, к тому же, нешуточную боль. А через секунду стала действовать и повелевающая часть аркана. Кромешница оказалась во власти неведомой силы, которая пригнула ее к полу и поставила на колени. Пустотная тварь бешено сопротивлялась, но противостоять мощи «уз» была не в состоянии. Шестаков вытянул под столом ноги в тяжелых зимних ботинках, и кромешница во всех деталях узрела то, на чем ей придется навести глянец собственным языком. Давно захваченное тело, улучшенное и еще недавно такое послушное, сейчас напрочь отказывалось подчиняться. Осталось сделать всего лишь шаг на коленях и…
— Хватит! — почти прорычала матка.
— Не понял, — отозвался Шестаков. — Еще раз и почетче!
Давление аркана не уменьшалось.
— Прекрати это, слышишь?! Что ты хочешь знать?
— Будешь отвечать на вопросы?
— Да! Будь ты проклят!
— Вот и ладненько, — Сергей Александрович спрятал удовлетворенную улыбку и отменил ментальный приказ.
Он встал из-за стола и, медленно обойдя его, забрал гостевой стул, на котором еще недавно сидела «Камышина». Вернувшись на место, он поставил его напротив своего кресла и, удобно устроившись в последнем, водрузил ноги на стул. Продемонстрировав таким образом, кто тут является хозяином положения, Шестаков спокойно встретил пылающий ненавистью взгляд своей визави.
— Можешь сесть, — не особо маскируя свой издевательский тон, предложил он, — если найдешь куда.
— Премного благодарна! Но я лучше постою. — Способность к сарказму вернулась к кромешнице удивительно быстро.
— Дело твое. — Тон Шестакова резко сменился, став жестким и требовательным. — Итак, начнем. Сколькими своими выродками ты уже успела осчастливить человечество?
— Многими, — нагло ухмыльнулась матка. — Слишком многими!
— Поточнее, — нахмурился Шестаков.