Руна Гибели
Шрифт:
Та молча кивнула.
— Он в доме?
Снова кивок. Ламия словно в одночасье разучилась говорить. Неизвестно почему Моргану это встревожило.
— С Алисой? — задала она последний вопрос.
Данира только отрицательно покачала головой, обнаруживая явное желание куда-нибудь смыться. В другое время Моргана не поленилась бы допросить ламию с пристрастием, чтобы выяснить причины столь внезапной немоты, но тут ей стало не до того. Отец в домике. Один, без Алисы. Странное поведение Даниры. Все вместе давало очень неприятную картину. Тревожную.
Не раздумывая
— Па? — негромко окликнула его Моргана.
Э-маг раскрыл глаза, и дочь даже вздрогнула. Таких мертвыхглаз у своего отца она не видела с того злосчастного февральского дня, когда он узнал о гибели лучшего друга и отправился вершить страшное возмездие над его убийцами. Однако при виде ее Игорь Логинов улыбнулся короткой, теплой улыбкой, а в потухших глазах его блеснули искорки жизни. Правда, совсем небольшие.
— Дочка. Рад, что с тобой все в порядке.
— А вот с тобой, я вижу, не очень. Что случилось, па? Где Алиса?
— Ушла.
— Что?! — Моргана не поверила своим ушам. — Как ушла? Куда?!
— Полагаю, пешком на ближайшую железнодорожную станцию.
— Полагаешь?!
— Ну, видишь ли, она не сочла нужным поставить меня в известность о своих планах.
— То есть, она тебя бросила?! — удивление Морганы росло как на дрожжах и с каждой секундой разговора обретало все более гневную окраску.
Как можно после всех этих проникновенных речей, безумной любви в глазах, ревности и страдания, наконец, всего, что отец сделал для нее, просто взять и уйти без всяких объяснений?! В голове не укладывалось.
— Пожалуй, что так, дочка, — ответил, немного помедлив, Э-маг на ее последний вопрос.
— Но почему?!
— Думаю, что после событий в Норвегии память вернулась к ней. В полном объеме. Похоже, сильнейший стресс и шок в сочетании с последовавшей затем положительной Э-магией дали тот эффект, которого не удавалось достичь до сих пор только моей Силой.
Голос Игоря Логинова был спокойным и даже каким-то отстраненным, словно у врача, высказывающегося на консилиуме о сложном пациенте. Только это не могло обмануть Моргану: ее Э-детектор работал превосходно. Внутри у отца все свилось в тугой узел боли, горечи и отчаяния. За это она готова была удавить Алису Хохлову голыми руками.
— Вот тварь! — в сердцах вырвалось у Морганы. На язык просились выражения и покрепче, коих за время пребывания в Базовом мире она успела узнать более чем достаточно. Но молодая криганка сдержалась: отец подобного от нее не терпел. Однако закипающая ярость от этого только усиливалась. Моргана так крепко сжала кулаки, что острые ногти буквально впились в ее ладони. — Я отыщу ее, и тогда…
Для того чтобы ощутить в ее голосе угрозу, вовсе не требовалось быть Э-магом. Игорь Логинов, конечно же, ощутил.
— Не ст оит, дочка. Я ее не виню. Догадываюсь, какие чувства сейчас
— Для нее будет лучше, говоришь… — с горечью произнесла Моргана. — А для тебя?
— Я… Я переживу. Случались в моей жизни вещи и похуже. Я отпускаю ее, и ты отпусти.
Но ледяной комок боли в его груди тяжелым эхом отдавался через Э-детектор Морганы внутри нее самой. Такплохо отцу давно не было. И теплая положительная Э-волна поднялась из глубины ее души, излившись на Игоря Логинова. Причем, волна эта каким-то невероятным образом выжала слезы из ее глаз, доселе их не знавших.
— Папа! — вдруг совсем по-девчоночьи всхлипнула Моргана и бросилась к отцу.
Они застыли в объятиях друг друга, излучая положительные волны, и не произносили больше ни слова. Потому что попросту в них не нуждались.
Такими их и застала Данира, осторожно заглянувшая в хижину. Отец и дочь молча обнимались, глядя в пространство, а по лицу Морганы беззвучно катились слезы. Окружающий мир для них исчез или, точнее, сжался до небольшой сферы пространства, заключавшей в себе их обоих и тишину. Все прочие тут были абсолютно лишними.
И ламия так же молча шагнула назад, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Из воспоминаний Игоря Логинова
Когда мы, наконец, разомкнули свои объятия, в глазах Морганы, к моему великому изумлению, еще не высохли слезы. Признаться, до сего момента я не думал, что она способна плакать. Несмотря на то, что процесс «очеловечивания» моей дочери шел семимильными шагами, этот свойственный людям способ выражения эмоций, как мне казалось, оставался для нее недоступен. Однако я ошибался.
Пока мы одаривали друг друга положительными волнами, боль, кромсающая мою душу, несколько притупилась. На Моргану же все это оказало совершенно неожиданное воздействие, словно все невыплаканные ранее слезы копились в ней до этого момента, а сейчас, прорвав плотину, полились неудержимым потоком, умывая и облегчая ей душу. Я еще никогда не видел свою дочь такой. Она бывала разной: веселой, позитивной, хладнокровной, гневной, но не такой. Странным образом, для меня вид ее слез обернулся ощутимым дополнительным терапевтическим эффектом.