Рунет: Сотворенные кумиры
Шрифт:
Третья часть развития сюжета очень была похожа на Норд-Ост. Похожа осознанием ужасности происходящего, уже постфактум. Потому что, как было с Норд-Остом: нам сказали «Произошел штурм, все захватчики убиты, погибло 30 человек». Ура, слава богу! Я тогда с утра писал восторженные посты о том, что я куплю сейчас флаг России, повешу перед домом и т. д. А потом начинаются подробности: на самом деле не 30, а 50, не 50, а 60, не 60, а 70, 80, 150 — и эта цифра растет в течение дня.
Так это было и во время Беслана: начался штурм, мы видим, что дети бегут, значит, дети освобождены.
Мне кажется, за всю мою жизнь 3 сентября 2004 года было самым страшным днем в истории страны. Когда все — от самого последнего человека на улице до президента, который тоже не знал, что говорить, — вдруг осознали, что вообще-то настал конец. 180 детей гибнут в прямом эфире, на глазах у всей страны, и никто ничего не может поделать. Очень многие тогда почувствовали, что России больше нет, состояние полной потерянности было повсеместным.
Вот Марина Литвинович все страдает, что мы все как-то быстро забыли Беслан. Но мне кажется, что это трагедия такого масштаба, что человек ее пытается забыть, вычеркнуть память об этом. Но подсознательно, конечно, у всех людей Беслан все равно внутри остался: как они сидели и смотрели по телевизору краем глаза, как там 180 детей сгорают заживо. Поди такое забудь.
Но вместе с тем мне видится странной вся деятельность по поводу розыска виновных, какие-то следствия, комитеты эти. Не знаю, может, для родственников погибших это важно, но я до сих пор уверен, что правильно написал про матерей Беслана, о том, что, мне кажется, лучше родить новых детей, чем заниматься поиском правды. Все на меня ополчились тогда, а ведь я и с этими матерями как раз общался и им говорил это в лицо, и они соглашались.
И на самом деле очень многие из них так и поступили. Потому что, ну нельзя вернуть ребенка, что бы ты ни делал. Можно родить нового, если есть возможность, или усыновить. А все вот эти поиски, кто какой приказ отдал — это бессмысленно на самом деле: они все равно ничего не вернут вспять, только всеразбередят.
В Беслане на самом деле виноваты все. Поголовно вся страна. Это могло бы быть консенсусным решением, если бы все взяли и сказали — да, в этом виноваты все — коррупция, бардак, что террористов пустили, что вообще довели ситуацию до терроризма, что террористов довели до того, что они убивают детей, что спецслужбы сгнили, что операция была не подготовлена и вообще не пойми, что там происходило.
Может быть, поэтому Беслан стал точкой невозврата. И после этого ситуация как-то начала улучшаться. Все-таки то, что сейчас со страной происходит, ни в коей мере нельзя сравнивать с той степенью абсолютного отчаяния, которая была тогда. Потому что тогда было полное ощущение, что нашей стране конец, что мы все, мы как государство, общество, люди больше не можем ничего.
К счастью, это оказалось не так.
Из журнала mrparker, 4 сентября 2010
О себе
Для понимания Паркера важны две истории, рассказанные им самим у
29 октября 2008 года по «Живому журналу» прокатилась волна мемуарных постов: в честь 90-летия Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи пользователи старше 30 лет вспоминали, когда и как именно они вступали в связь с комсомолом. Паркер вспомнил, как он стал комсоргом класса и перестал быть комсомольцем.
«У класса было спрошено: кого вы предлагаете?
А все молчат.
А мне страшно хотелось домой, было скучно. И я сказал — ну, хуй с вами, давайте я буду.
И они сказали — ну, хуй с тобой, давай ты будешь.
И так я стал.
И был им два года, ага. Или три. Не помню точно уже.
Я собирал взносы и расписывался в комсомольских билетах в клеточках.
Еще я был одним из организаторов компьютерного клуба в школе, вел школьную дискотеку, которая была самой популярной в районе из трех городов и организовал общешколъное радио. Натурально сделал радиопередачу перед уроками по кабинетам.
А на последнем отчетно-перевыборном комсомольском собрании школы вышел на трибуну и сказал: о чем вы тут все говорите? Вы видели доску почета в вестибюле школы? Там висят отличники и спортсмены.
Так вот ее надо на хуй убрать, а вместо всех этих никчемных людей повесить одну мою большую фотографию. Потому что я для школы сделал больше, чем любой другой из ее учеников за всю ее историю.
А мне сказали, что я вел себя нескромно.
Так я расстался с комсомолом.
И ну его на хуй».
Вторая история — о том, как паренек, родившийся в Апатитах, переехавший в Москву, ставший журналистом, популярным блогером, телеведущим и «цепным псом кровавого режима», ездил к Владимиру Жириновскому в Государственную думу, — появилась в блоге Паркера чуть раньше, 18 сентября 2009 года.
«Был в Думе в первый раз в жизни. Там, короче, чтобы попасть в бюро пропусков, надо пройти двух охранников на входе. Которые по телефону звонят в бюро пропусков и спрашивают, есть ли пропуск на такого-то.
Пиздец какой-то. Даже в Кремле такого нет.
В Думе очень смешно. Там пахнет котлетами».
Не стоит думать, что нынешний, взрослый Паркер, популярный блогер конца 2000-х, совершенно искренне испытывает такой вот детский восторг от посещения Госдумы. Скорее, он испытывает восторг от того, что может сравнить внутренний уклад Госдумы с внутренним укладом Кремля. И выбрать, где ему лучше. Когда я прошу его рассказать о себе, он сперва не понимает: чего рассказывать-то? Его биографиями полнится интернет. Расскажите о том, что было у вас в жизни важного, говорю я. Он пожимает плечами и начинает рассказывать — ноне о Госдуме и Кремле, а о музыке и интернете. Ну и о популярности, конечно.