Руны огненных птиц
Шрифт:
Стало тихо. Даже дождь за порогом приумолк, испугавшись словесной бури, что выскочила изо рта разгорячённого Холя. Ситрик смотрел на свои ноги, укрытые одеялом, не в силах поднять взгляд. Холь шумно дышал, и казалось, что из его крупных ноздрей вырывается пламя.
Вот уж попал под горячую руку!
Наконец разбуженные преподобный и слуга принялись ворочаться, распутывая свои одеяла и негромко переговариваясь. Это было уже утро.
– Холь, – прошептал Ситрик, устав прятаться под одеялом от гневного ропота ветте. – А как ты с ними справился? С… драконами…
Холь, и сам себя испугавшийся, не
– С женщиной и детьми я ничего не сделал, лишь напугал. А её мужа я ослепил. Он чуть не зарубил меня.
– Повторяешься.
Холь не сдержался, приподнялся и отвесил Ситрику по лбу, впечатав его в подушку. Парень тут же плотно сжал зубы, продолжая чувствовать себя нашкодившим мальчишкой. Что же, уж лучше быть провинившимся ребёнком, чем трижды предавшим бога послушником. Холь вернулся на своё прежнее место и привалился к стене. Теперь он выглядел ещё более уставшим. И даже каким-то жалким. Он провёл ладонью по лицу, пытаясь растереть по коже остатки пережитой тревоги и злобы. Ситрик теперь молчал, лишь смотрел на Холя из-под опущенных ресниц, избегая прямого взгляда.
– Тебе принести еду? – наконец спросил Холь, зачем-то снова перейдя на шёпот, хотя было слышно, как начал хлопотать над очагом слуга.
– Пожалуй, – пробормотал Ситрик.
Холь уставился на него и не шелохнулся, даже не попытался встать, чтобы принести оставшиеся с вечера остатки скудного ужина. Его глаза смотрели на Ситрика, но не видели его. Заглядывали вглубь, а не смотрели поверх. Что же он там увидел?..
– Ты чего так уставился? – не выдержал Ситрик.
Взгляд Холя снова стал обычным, привычно колким и по-птичьи деловитым.
– Ужасно выглядишь.
Ситрик фыркнул.
– Ты выглядишь не лучше, – ответил он.
Холь усмехнулся и наконец ушёл за занавесь. Когда же он вернулся с подогретой вчерашней репой, Ситрик снова крепко спал. Глаза его были плотно сомкнуты, брови нахмурены, а челюсти крепко сжаты. Ему вновь снились кошмары…
– Тинг будет через четырнадцать дней, – объявил Агни.
И вновь половина люда была недовольна его решением. Агни понимал почему. Стоило провести тинг сразу после тризны, а не тянуть, заставляя гостей из Ве и других поселений остаться ещё на пару седмиц. Даже Старый Лис покачал головой на его слова, однако Агни, ещё в первый день смерти Ольгира пославший конунгу Анунду весть, хотел дождаться ответа.
– А Хольмганг что? – грубо напомнил Хьялмар, приподнимаясь из-за стола. Он заметно покачивался. За все три дня тризны он не пил ничего, что было слабее мёда. – Рыжебородый ждёт.
– Через одиннадцать дней от тинга.
Хьялмар напрягся. В свете жировых ламп было видно, как шевелятся на голове его волосы от счёта. Наконец он кивнул и произнёс:
– Я передам твою волю.
Агни кивнул в ответ. Сидящие за столами принялись обсуждать предстоящий Хольмганг. Ведь если Агни изберут конунгом, то случится непростой поединок. Левша проводил взглядом Хьялмара, решившего сейчас же покинуть
– Вели нашим вырыть большую яму для Хольмганга.
Льёт хмыкнул, усмехаясь.
– Выдумщик ты, господин. Насколько глубокую?
– В три коровьи шкуры длиной и полторы высотой. Давай только, чтобы управились.
– Не вопрос, господин. За четыре седмицы мы тебе хоть десять ям сроем.
– Одной хватит, – осадил форинга Агни. – Можешь идти.
Но Льёт пока не уходил, продолжая заглядывать Агни в рот.
– Что ты хочешь от меня?
– Позволь узнать, господин, будешь ли ты сражаться сам или отправишь кого-то из наших хольдов?
Агни неожиданно улыбнулся, точно произнёс у себя в голове отличную шутку.
– Сам я стар уж. Да и быть мне конунгом, Льёт. Боюсь, Онаскан не переживёт третьей смерти своего правителя за одно лето.
– Кого же тогда?
– Увидишь, Льёт. Увидишь. Не торопись.
Только Льёт ушёл с поклоном, так под рукой тут же появился Старый Лис. Оставалось лишь гадать, как он обладал такой прытью в возрасте, столь близком к могиле. Агни надеялся, что, отрастив сытый живот и полностью седую бороду, он останется таким же проворным и ловким. Воеводой он был готов погибнуть в бою, но как только власть прыгнула ему в руки, он стал страшиться смерти. Но не старости. Та неожиданно показалась ему высшим из человеческих благ. Немногие воины, такие как он, смогли дожить до седин. А уж тем более порадоваться этому.
– Гудрун по-прежнему сама не своя, – пробормотал Лис. – Так убивается из-за сына. Будто он у неё один-одинёшенек был.
– Несчастная женщина, – произнёс Агни лишь для того, чтобы что-нибудь сказать.
– Она заплатила Хьялмару и Рыжебородому, чтобы те помогли отыскать тело её сына, но поиски заглохли. Они никого не нашли.
– Что, совсем пусто?
– Не совсем. – Рун почесал сухую ладонь и понизил голос, бросив взгляд на людей. Зала была полна народу, и кто-то наверняка мог подслушать, о чём говорил будущий конунг со старым советником. – Нашли сумку и несколько разбросанных пигментов. Сумку сына Снорри.
– Где нашли? – Агни оставался безучастен.
– Аккурат над тем местом, где нашли Ольгира.
В тёмных глазах Агни ярким огнём вспыхнул интерес.
– А помнишь, Ольгир всюду носил небольшой нож, который ему подарили, когда он ещё ребёнком заступил в младший хирд? – совсем уж беззвучно прошептал Старый Лис, и Агни медленно кивнул.
– Так вот не было при Ольгире ножа ни когда мужи его внесли во двор, ни когда клали его в землю.
– А не мог ли кто взять нож из тех, кто ему служил, когда несли тело в Онаскан?
– Они не стали бы отбирать единственное оружие, с которым погиб их господин, – резонно заметил Лис.
Агни покачал головой, понимая, к чему клонит старик Рун.
– В самом деле? Младший сын Снорри? Ты думаешь, он?!
На них уже во все глаза смотрели сидящие поблизости дочери Агни и его молодая жена, и воевода поспешил понизить голос. Кто знает этих женщин: как сороки унесут на хвосте любое неосторожное слово.
– Давай выйдем, Рун, – пробасил Агни, и Лис шустро зашагал к выходу, осторожно обходя гостей и слуг.