Русь (Часть 2)
Шрифт:
– Прежде служил. Но потом увидел, что не могу. Противно делать то дело, которое неизмеримо ниже нашего сознания. А все общественные дела именно таковы. Да и потом, что можно делать в такой стране, где существует правительство, подобное нашему? Как подумаешь, что это ему пойдет на пользу, так охватывает отвращение.
– Совершенно верно, - горячо согласился Митенька.
– Я даже думаю, что с такими мыс-лями (а я придерживаюсь таких же мыслей) едва ли возможно участие в деятельности какого бы то ни было правительства.
– Вот!..
– сказал Федюков, выставив из рукава указательный палец по направлению к Митеньке.
– Я думал
– О, пожалуйста!
– воскликнул Митенька.
– Чем угодно можете испугать, только не крайностями.
– Вы честный и благородный человек, - сказал взволнованно Федюков, пожав Митеньке руку, как будто почувствовав к нему внезапную любовь.
У Митеньки тоже пробежало что-то вроде холодка и дрожи от внезапного чувства.
– И заметьте, - сказал опять Федюков, - чем личность глубже, тем жизнь вокруг нее отвратительнее и бестолковее. Я вам про себя скажу. Вот хоть дома у меня... Про обстановку я уж не говорю - грязь и беспорядок - это все чушь, поверхностное, внешнее. Но вы семейную жизнь возьмите: жена у меня старая, неинтересная, вечная зубная боль. И спросите, почему я на ней женился и бросил свою первую жену, своего ангела-хранителя? Не знаю. Ей-богу, не знаю!
– сказал Федюков, подняв к сжатым плечам руки с выставленными к собеседнику ладонями и тряся отрицательно головой.
– Но почему же?..
– спросил Митенька. Федюков, не отвечая и как бы не обращая внимания на вопрос Митеньки, продолжал смотреть на него.
– Рок!..
– сказал он вдруг неожиданно громко в лицо собеседнику и широко раскрыв при этом глаза. Потом, отстранившись, некоторое время молча смотрел на Митеньку, как бы изучая впечатление.
Митенька вздрогнул от неожиданно громкого голоса и, смутившись, не знал, что ответить.
– И вот теперь, судите сами, каковы у меня соотношения между моими внутренними и внешними условиями? Во внутренней жизни поднялся до высших вершин, черт ее знает куда! А рядом со мной грязь, жена с зубной болью, ревность к молодой няньке. Вот вам параллели. Да еще необходимость изворачиваться и добывать деньги.
Митенька невольно вспомнил, что Федюков должен ему сто рублей, обещал отдать на дру-гой же день, а целый месяц и не заикается об этом. Потом вспомнил, что сам должен Житникову ровно столько же времени.
Федюков, опустив голову, сидел некоторое время в унылой неподвижности. Потом вдруг сказал убежденно и с сильным подъемом:
– Вы редкий человек.
Он, неизвестно из каких причин, почувствовал дружбу, почти любовь к Митеньке Воейко-ву.
– Только тогда и живешь, когда встречаешь таких людей, а ведь все остальные, - между нами, - такая дребедень... Я не сержусь на вас. Только, голубчик, будьте осторожнее с женщи-нами, они лгут во всем. А ее бойтесь больше всего. Это - сама хищность. Она вымотает из вас всю душу и бросит потом, даже не взглянув на вас.
У Митеньки было такое ощущение, что, если бы он не имел успеха у Ольги Петровны, Федюков не почувствовал бы к нему такого прилива дружбы и откровенности. И он, чувствуя свое превосходство и как бы боясь обидеть им Федюкова, с особенным вниманием и готовно-стью слушал его напутственные предупреждения относительно той женщины, у которой тот сам не имел успеха и теперь в порыве дружеских чувств уступал ее другому.
– Встретился с вами, и все вдруг всколыхнулось, что здесь заключено, сказал Федюков, ударив себя по груди.
– А
– Он показал из экипажа пальцем направо. Митенька Воейков увидел среди поля плоскую крышу дома с стеклянной вышкой.
– Голубчик, заедемте ко мне. Познакомлю вас с женой. Она удивительный человек. Нет, вы не имеете права отказываться во имя того, о чем мы сейчас говорили. И это только начало: что успеешь сказать за один час дороги? Если бы вы знали, какой в душе праздник, когда встретишься с человеком, которому близко все твое самое сокровенное! Жена как будет рада. Вот наговоримся! А вот, кстати, и она стоит на балконе.
Федюков достал платок и помахал им. Стоявшая на балконе женщина с завязанной щекой ничем не ответила на это приветствие и скрылась.
XVIII
Усадьба Федюкова стояла среди голого поля, подставляя свои бока всем четырем ветрам. В летний зной некуда было укрыться от солнца, которое немилосердно палило, зимой нельзя было пробраться через сугробы.
Это было тем более странно, что невдалеке была тенистая березовая роща и старый зарос-ший пруд с торчавшими посредине почерневшими сваями. По объяснению самого Федюкова, он нарочно построил усадьбу не около старинного пруда и рощи, а среди голого поля потому, что терпеть не мог, как он выражался, "быть продолжателем" и пользоваться чужим наследием. А уж если начинать что-нибудь, так на чистом месте.
Дом был выстроен с широким размахом, из хорошего соснового леса, с просторными терра-сами на юг и на север. В нем было почти все окончено, только у парадного крыльца не было сделано соответствующего схода со львами, как задумано было Федюковым. Львов как-то не собрались выточить, и поэтому временно были положены две доски с прибитыми к ним планка-ми, вроде того, как делается в строящихся домах и церквах, чтобы было по чему всходить камен-щикам, таскающим кирпич, и чтобы ноги не ехали назад.
Да на вышке не было еще вставлено стекол, и ветер гулял и свистел там, как на колокольне. Так что, вместо приятного удовольствия от обозрения горизонта по вечерам, кухарка распоря-дилась вешать туда белье после стирки, да еще сюда же кто-то ухитрился определить выброшен-ные лукошки с хлопьями, в которых гусыни выводили гусенят.
По двору было разбросано много каких-то причудливых строений: высоких, с большими окнами, низких, плоских с маленькими полукруглыми окошечками, посаженными очень высоко, как делается в беговых конюшнях. Торчало несколько труб, похожих на фабричные. Все эти строения были расположены на большом друг от друга расстоянии. Все они должны были соединиться друг с другом аллеями, но не соединились.
– Вот размахнулся было как, - сказал Федюков, вылезая в своем длинном пыльнике из коляски и широко размахнув по двору рукой.
– Сколько было силы и молодой энергии, когда начиналось все это! Это у меня тут масляный завод... будет, - прибавил он, увидев недоумева-ющий взгляд собеседника, - там конюшня, а тут пруд... тоже будет. А это - аллея к выезду была. Черт их знает, половина липок отчего-то засохла, а половину мужики подергали, от собак отгоняться. Но все это чушь, - сказал он вдруг со скучающим видом. Допустим, все это я докончу, масляный завод оборудую лучше, чем у чухонцев, львов выточу, аллеи будут... А для чего? Что же дальше? И потом, это значит еще крепче привязать себя к месту, оставить раз навсегда какую-то великую надежду. Ну, пойдемте в дом, жена, наверное, с самоваром ждет. Вот наговоримся с вами.