Русь и Орда Книга 1
Шрифт:
– Стало быть, нет у нас иного пути, кроме как под Васькину руку, – с тоской и яростью сказал князь Тит.
Последовало длительное молчание. Шестак натужно дышал, у Святослава Титовича на крепко сжатых скулах перекатывались тугие желваки, князь Тит нервно барабанил по столу концами пальцев. Только Андрей Мстиславич охранял полное спокойствие и даже как будто улыбался слегка в свою холеную бороду.
Ужели же вы, князья Мстиславнчи, потерпите такую поруху чести вашей и старшинству? – промолвил наконец Шестак.
– Такова отцова воля, – отозвался Тит Мстиславич.
– Не
– Ведь когда преставился он, Василея еще и на свете было! Откуда мог знать князь Мстислав Михайлович, что так дело-то обернется? Ужели мыслите вы, что схотел бы он Юдных сынов своих отдать на глумление какому-то мальчишке? Не мог он того желать!
Что пользы о том гадать, коли имеется написанная, духовная грамота, в коей точно указан порядок наследования? И ежели всем ведомо, что после брата Пантелеймона княжить в Карачеве надлежит сыну его Василею?
– Не знаю, кому оно ведомо, – не унимался Шестак, – а только мыслю я, что воля покойного князя Мстислава Михайловича со смертью его окончилась. Не мог он ведать грядущего, а потому и волю свою на него простирать не вправе. Дела нынешние живым надлежит решать, а не мертвым!
– Тебе хорошо языком трепать, боярин, – сказал князь Тит, – а родитель наш вечному проклятию предает того из потомков своих, кто волю его порушит.
– То пустое, Тит Мстиславич! Не ведал ведь он, как жизнь-то сложится, когда такое писал. А ныне не проклянет, а благословит он с небес того, кто землю нашу родную спасет от Васькиной лихости!
Снова последовало продолжительное молчание.
– Ну, пускай бы даже мы почали оспаривать у Василея большое княжение, – вымолвил наконец Тит Мстиславич, – так ведь он с этой духовной отправится в Орду, и великий хан, без сумнения, укрепит его право. А нам эта тяжба головы может стоить. Сами ведаете, каков есть хан Узбек: коли сочтет нас виновными, – выдаст Василею головой либо сам казнит.
– То истина, ежели Василей сможет показать ему духовную нашего родителя, – небрежно заметил князь Андрей.
– А почто не показать, коли она в его руках?
– Ну, а вдруг она затеряется? Без нее-то дело о наследии зело спорное. И кто еще знает, на чью сторону станет царь Узбек.
– Вестимо, не на Василеву! – оживился Шестак. – Ведь ты, Тит Мстиславич, с ханом хорош. И коли заявишь свои права на карачевский стол, он тебе, а не кому иному ярлык даст! О Василей же он ежели чего и слышал, то лишь недоброе, от брянского князя. Да той худой его славе мы еще и от себя пособить сумеем.
– Хан ко мне милостив, – медленно сказал князь Тит, перед которым вдруг развернулись новые, его самого поразившие возможности. – Да вот телько…
– Ну, чего ты еще нашел, Тит Мстиславич? – с жаром перебил Шестак. – Даст он тебе ярлык на большое княжение, как свят Господь, даст! А на Руси ханское слово все споры решает.
– Так-то оно так. Да ведь духовная все же в руках у Василея.
– То и лучше, что в его руках, – многозначительно промолвил Андрей Мстиславич. – Человек он молодой, таких делах
– Ну, это бабушка надвое гадала, – усомнился князь Тит, – а такое дело, какое мы затеваем, на авось негоже начинать.
Ты мне поверь, братец! Я вещий сон видел намедни, а меня сны николи не обманывают, – почти весело сказал Андрей Мстиславич. – Потеряет ту духовную братанич наш!
– Ну, а все ж, коли не потеряет?
– Потеряет, – уверенно повторил князь Андрей. – А ежели бы и не потерял, – ты с ханом веди дело так, будто отродясь о ней и не слыхивал. Коли попадет она в руки Узбека, скажешь: знать не знал и ведать не ведал об этой духовной, потому и затеял тяжбу.
– Ты не сумневайся в этом, Тит Мстиславич, – горячо поддержал Шестак, – я тоже чую, что духовная нам помехой не будет. Решайся же! Один ты можешь спасти всех нас и всю землю Карачевскую от лихой беды, от Василева беззакония! Тебя всем миром просим на великое княжение, а в случае чего и перед ханом, и перед всею Русью тебя поддержим. Молви только согласие свое. Ведь и честь, и богатство сами к тебе в руки просятся!
Тит Мстиславич, в душе которого врожденная порядочность еще боролась с соблазном, при напоминании о богатстве решился окончательно. Проведя ладонью по лбу, покрывшемуся испариной, он глухо вымолвил:
– Ну, коли так, согласен! Чего же делать-то будем?
– Не теряя дня, собирайся в Орду, – ответил Шестак. – Вези царю Узбеку подарки и проси ярлык на карачевский стол.
– Да ведь брат-то, Пантелеймон, жив еще!
– Ну, и что с того? Ты Узбеку доведи, что, мол, карачевский князь, Пантелей Мстиславич, при смерти и дело о наследии надобно загодя решить, дабы после не приключилось смуты.
– А ежели хан о Василее спросит?
– Спросит аль не спросит, ты ему сам скажи: Василий шалый и желторотый хлопец и татарам наипервейший тому же недоброхот. А наипаче напирай на то, что ты есть, после князя Пантелеймона, старший в роде; что ты сын родной первого карачевского государя, а Василей ему токмо внук.
– А ты что скажешь, брат Андрей?
Андрей Мствславич минутку подумал, потом ответил – Мыслю я, что Иван Андреич дело говорит. Все мы тебя старшим почитаем и после Пантелеймона тебя хотим большим князем. Но только ехать тебе самому в Орду никак негоже: тотчас об отъезде твоем всем станет ведомо, и Карачев всполошится. Небось и дети малые догадаются, почто ты к хану поехал, как раз теперь, когда большой князь при смерти.
– Кто ж тогда поедет? – подозрительно покосился на брата Тит Мстиславич. – Ты, что ли?
– Зачем я? Мне ехать тоже не след. Мое родство с Гедимином может все дело испортить: хан, чего доброго, подумает, что мы для Литвы стараемся. А пошли ты в Орду вот хотя бы Святослава.
– Меня? – удивление спросил молчавший до сих пор княжич Святослав Титович.
– Ну, тебя же! Ты зрелый муж, и голова у тебя разумная. Дело это не хуже кого другого обделаешь, а о том, что ты и хану поехал, – в Карачеве никому и вдомек не станет.