Русь и Орда Книга 2
Шрифт:
В пылу разгоревшегося спора он заявил, что великое княжение над Русью по праву принадлежит его роду и что Московские князья, наводя на Тверскую землю татар, оттягали это право «великими неправдами, воровством и кровью». Взбешенный Дмитрий ответил, что сам Михаила Александрович, с помощью лютого врага Руси – Ольгерда Литовского, воровским образом отнял тверской стол у князя Василия Кашинского и что в этом деле он, Дмитрий, как старший из русских князей, принимает на себя обязанности третейского судьи. Он велел тут же взять Михаилу Александровича и «держать его в нятьи, доколе ему, великому князю Московскому и всея Руси, крест не поцелует,
– Сдается мне, только, что с вежами да со сбором войска надобно нам весьма и весьма поспешать, – негромко, но значительно промолвил младший брат Гавши, боярин Федор Кошка. Это был еще молодой белокурый человек, с мягкими вкрадчивыми движениями, круглолицый и гладкий, при одном взгляде на которого становилось попятным – почему получил он такое прозвище.
*Михаил Александрович был сыном, а Василий Михайлович – братом великого князя Тверского, Александра Михайловича, в 1339 г. казненного в Орде по проискам Ивана Калиты. Первый из них получил в удел город Никулин, а второй – Кашин.
– Мы времени и так не теряем, – ответил Дмитрий, а почто еще сверх того поспешать?
– Не нагрянул бы кто выручать Тверского князя, прежде нежели мы того ждем.
– Кому нагрянуть? Мы всех тверичей караулим крепко и за ними глядим во сто глаз. Упредить они никого не могли.
– Сами-то не могли, ан, может, другие им услужили.
– Окстись, Федор Андренч! Кто бы решился такое содеять?
Небось у Михаилы Александровича есть и в Москве доброхоты, – не сразу ответил Кошка, бросив косой взгляд на Ивана Вельяминова. – Нешто не могли они снарядить гонца, хоть к Ольгерду?
– Али ты чего знаешь?
– Кабы знал, не таил бы… Сказываю только, что могло такое быть.
Дмитрий замолк и нахмурился. Слова Кошки его встревожили. Торопливо закончив трапезу, он резко поднялся, коротко помолился на образа и приказал:
– Упредить Свибла, Федьку Беклемигаа и иных предстателей, чтобы были на местах. До полдника сам обойду все вежи и погляжу, как идут работы.
*Предстателями летопись называет руководителей строительных работ по возведению каменного кремля, ответственных перед князем.
Глава 3
Первое упоминание о Москве мы находим в летописях под 1147 годом, в связи с тем, что там состоялась встреча двух князей – союзников: Юрия Долгорукого и Святослава Новгород-Северского. С этого года и ведется официальная история нашей древней столицы. Но самое возникновение тут населенного пункта, может быть, прежде носившего иное название, с полным правом следует отодвинуть значительно дальше в глубину веков.
Доподлинно известно, что еще до прихода сюда князя Юрия Долгорукого на месте Москвы стояло большое село, принадлежавшее суздальскому боярину Степану Кучке. Еще раньше того здесь находился городок славянского племени вятичей, покоренных Владимиром Святым. Городок этот возник не позже девятого века, о чем свидетельствуют обнаруженные при раскопках предметы быта, украшения и монеты. Среди последних найдены были арабские дирхемы первой половины девятого столетия, и это доказывает, что население существовавшего здесь города уже тогда вело какие-то торговые отношения с Востоком. Но и это не было началом Москвы: те же раскопки обнаружили в западной части нынешнего Кремля остатка нескольких родовых городищ, относящихся к шестому веку. И, наконец, археологи установили,
*Слово «Москва», по одной версии, на языке некогда обитавших тут финско-угорских племен означало «мутная вода», по другой – «медведица».
Для наших отдаленных предков и их предшественников кремлевский холм являлся исключительно удобным местом для поселения: от вражеских набегов он был надежно защищен омывающими его с трех сторон реками – Москвой и Неглинной, множеством непроходимых болот и дремучими лесами, раскинувшимися на сотни верст вокруг. Истории известны случаи, когда шедшее на Москву неприятельское войско сбивалось в этих лесах и не могло обнаружить города.
В то же время местность изобиловала всевозможной дичью и ценнейшими породами пушных зверей, меха которых являлись тогда основой меновой торговли. Реки были полны рыбой и служили удобными путями сообщения, а климат и почва были благоприятны для земледелия. Все это обеспечивало редкому населению края спокойную и сытую жизнь, что очень скоро стало известным и в южнорусских княжествах. Уже в XI-XII веках крестьяне из Киевской Руси, жестоко страдавшие от непрекращающихся междоусобий своих князей и от частых набегов стенных кочевников, – усиленно начали переселяться на север, в Суздальскую землю, и это – в совокупности с другими, отмеченными выше преимуществами, – предопределило перенесение сюда в дальнейшем и великокняжеской столицы.
Юрий Владимирович Долгорукий, – первый из великих князей решившийся пренебречь Киевом ради Суздальской земли, – за какую-то провинность отобрав у боярина Кучки его москворецкие угодья, сразу же оценил все удобства этого места и основал здесь городок, который в 1156 году был обнесен прочным бревенчатым тыном и превратился в небольшую крепостцу, охранявшую подступы к Суздальскому княжеству. Очевидно, городок рос и развивался быстро, ибо уже в 1237 году, во время нашествия Батыя, летопись отмечает, что при взятии Москвы татарами здесь были разрушены многие монастыри и церкви.
В 1271 году вновь отстроившаяся Москва впервые становится столицей небольшого удельного княжества, доставшегося младшему сыну Александра Невского – Даниилу. При его сыновьях – Юрии и, главным образом, Иване, получившем прозвание Калиты, начинается быстрый рост Московского княжества, которое, в силу личных качеств своих князей и исключительно выгодного географического положения, превращается а центр объединения русских земель. Только лишь за годы княжения Ивана Даниловича территория этого княжества увеличилась в семь раз.
Калита значительно расширил свою столицу и обнес ее новыми стенами, а с восточной, незащищенной реками стороны окопал глубоким и широким рвом.
Городские стены, по обычаю того времени, были сделаны из огромных, вплотную приставленных друг к другу срубов-клетей, сложенных из дубовых бревен аршинного диаметра и заполненных внутри землею и щебнем. В вышину они имели более пяти сажень, а в толщину около двух. В промежутках между возвышавшимися над стеной глухими и проездными башнями, по внешней ее кромке, тянулось прочное «заборало», то есть забор из толстых дубовых горбылей, с прорезанными в нем бойницами. Эти укрепления были, по своему времени, настолько сильны, что превращали Москву в почти неприступную крепость.