Русь и Орда

Каратеев Михаил Дмитриевич

Спрыгнув с коня, Казанчи наложил стрелу на тетиву лука и, тщательно прицелившись, выстрелил. Вначале ему показалось, что он промахнулся и что стрела ткнулась в воду возле самой головы плывущего. Но в то же мгновение голова эта исчезла под водой, а когда, минуту спустя, она снова появилась на поверхности, Казанчи радостно вскрикнул: его стрела торчала в левой руке беглеца! Однако Тохтамыш, повернувшись на бок, продолжал плыть, действуя здоровой рукой. Ему повезло: он почти сразу попал в полосу сильного течения, которое понесло его вниз по реке, быстро приближая к противоположному берегу.

Тщетно Казанчи пускал в него стрелу за стрелой, — они уже не

долетали до цели. Только выпустив последнюю, поглощенный этим занятием эмир услышал за спиной конский топот и, быстро обернувшись, схватился за саблю. Но было уже поздно: Карач-мурза на всем скаку раскроил ему череп и, даже не обернувшись, бросился с конем в воду.

Вырваться невредимыми из кровавой схватки на дороге, кроме него, удалось еще четверым. Все они также пустились вплавь через реку, но благополучно достигли другого берега только трое: сам Карач-мурза, пожилой эмир Идику, приставленный Тимуром к Тохтамышу, и татарин Адаш — один из преданнейших нукеров Тохтамыша.

Выбравшись из воды и привязав коней к первой попавшейся коряге, они сейчас же рассыпались по прибрежным зарослям в поисках Тохтамыша, ибо на отмели его не оказалось, а на зов он не откликался. Вскоре на него набрел Идику и условленным криком позвал остальных.

Привалившись спиной к старому пню, Тохтамыш лежал на крохотной полянке, среди кустов, куда он дополз из последних сил и тут, попытавшись выдернуть стрелу из раны, потерял сознание. Голый, грязный, с лицом, перепачканным слезами и кровью, он был беспомощен и жалок. Нужны были любовь или безграничная преданность, чтобы не почувствовать злорадства или презрения, увидев в таком состоянии человека, претендующего на величие. Но у барласа [319] Идику не было по отношению к Тохтамышу ни того, ни другого. К тому же он вообще не любил татар, а потому сказал, обращаясь к подошедшему Карач-мурзе:

319

Барласы — одно из тюркских племен Средней Азии. К нему принадлежал и Тимур.

— Кажется, ваш хан мертв, оглан. Если бы Аллах был к нему более милостив, Он позволил бы ему умереть под стенами Сыгнака с оружием в руках, как подобает настоящему воину.

Ничего не ответив эмиру, Карач-мурза опустился на колени подле бесчувственного Тохтамыша и быстро убедился в том, что он еще жив. Отломив наконечник стрелы, пронзившей его предплечье, он легко вытащил ее из раны. Последняя была не опасна, но очень болезненна, и, пока Карач-мурза ее перевязывал, обложив свежими листьями, Тохтамыш застонал и открыл глаза.

Он был храбрым и волевым человеком, и на протяжении всей его долгой и бурной жизни эти качества ему почти никогда не изменяли. Но сегодня, под тяжестью всех обрушившихся на него несчастий, унижения и боли, мужество его на мгновение покинуло.

— Все погибло, Ичан, — пробормотал он, узнавая Карач-мурзу. — Аллах от меня отвернулся, и Тимур мне больше не захочет помогать…

— Я знаю только, что сегодня Аллах два раза спас тебе жизнь, и, наверное, Он это сделал не зря, — сквозь зубы промолвил Карач-мурза, продолжая перевязывать рану. Но Тохтамыш, казалось, его не слышал.

— Теперь я даже не могу возвратиться в Самарканд… Если я возвращусь туда, Тимур прогонит меня, как собаку… Да и это еще надо будет посчитать великой милостью, — добавил он и судорожно всхлипнул.

— И тот человек хотел быть великим ханом! —

пробурчал Идику, неподвижно стоявший сбоку, глядя на происходящее.

Нукер Адаш, на которого никто не обращал внимания, между тем потоптался по поляне, потом зашел сзади и, взмахнув кинжалом, вогнал его по самую рукоятку в левый бок Идику. Эмир вскрикнул, обеими руками схватился за бок и, обливаясь кровью, упал на траву.

— Аллах акбар! — крикнул потрясенный этим зрелищем Карач-мурза. — Зачем ты убил его?!

— Его надо было убить, — хладнокровно ответил Адаш, погружая в землю свой кинжал, чтобы очистить его от крови. — Разве ты не знаешь, что он был глазом и ухом Тимура? Было бы нехорошо, если бы он рассказал ему то, что сейчас видел и слышал.

— Будет еще хуже, когда Тимур узнает, что мы его убили!

— А откуда он это узнает? Мы скажем ему, что Идику утонул в реке.

Карач-мурза помолчал. Его возмущала столь предательская расправа, но в то же время он понимал, что Адаш рассуждает разумно и что этим убийством он оказал Тохтамышу неоценимую услугу. Все же он сказал:

— Если это и так, не тебе надлежит принимать решения. Ты не должен был убивать его, не спросив своих начальников.

— Хана я не спросил потому, что сейчас его устами мне могла бы ответить не его обычная мудрость, а его болезнь. А тебя не спросил, оглан, потому, что знаю: ты бы этого не позволил. Теперь же дело уже сделано, и если я поступил плохо, пусть судит меня пресветлый хан Тохтамыш!

— Ты поступил правильно, и я никогда этого не забуду! [320] Теперь мне можно ехать в Самарканд, к Тимуру, и Сыгнак еще будет моим! — окрепшим голосом сказал Тохтамыш, приподнимаясь на локте здоровой руки. Случившееся подействовало на него отрезвляюще, теперь он снова обрел мужество и свою обычную самоуверенность.

320

Впоследствии Адаш сделался у Тохтамыша одним из знатнейших вельмож.

— Разденьте его и помогите мне надеть его одежду, — добавил он, указывая на труп Идику. — А потом в путь!

Час спустя, посадив Тохтамыша на лошадь убитого эмира, они уже скакали по направлению к Мавераннахру.

Глава 7

Тохтамыш был творением и питомцем милостей его ханского величества эмира Тимура. Он, как растение, питался от облака бесконечных даров его и возрастал под тенью непоколебимого могущества великого эмира, достигнув степени обладания верховной властью.

Гийас ад-Дин Али, персидский автор XIV в.

Тимура и на этот раз не охладила неудача Тохтамыша. Он не любил отступать от принятых решений, а иметь на ак-ордынском престоле своего ставленника было ему особенно важно. Для достижения этой цели он готов был идти на большие жертвы, а то, что Тохтамыш потерпел уже два поражения, его в какой-то мере даже успокаивало, ибо это говорило о том, что будущий повелитель Белой Орды не одарен качествами выдающегося полководца, а следовательно, никогда не будет ему опасен. Если добавить к этому, что Тохтамыш обладал способностью легко располагать к себе нужных ему людей и сумел внушить Тимуру вполне искреннюю симпатию, станет понятным, почему тот снова принял татарского царевича милостиво и не лишил его своего покровительства.