Рус Марья(Повесть)
Шрифт:
— Тут как бы нас не застукали… — волнуется Новоселов. Борода его всклокочена, руки вздрагивают. Правит на развилку дорог, прикидывая, по которой бы лучше проскочить опасное место. Лошадь затревожилась, что-то почуяв.
— Обожди, Николай Иваныч! Сейчас послушаем… — Самонина спрыгивает с телеги, придерживая на животе съехавшую и теперь уже не нужную подушку. Подпольщик, удивленный, не скрывая раздражения, глядит, как она, опустившись на колени, прикладывается ухом к земле.
— Не валяй дурака, ничего не услышишь!..
— Тише!..
— Ну-у!.. — Для Новоселова Самонихин мужик авторитет. Подпольщик слезает с повозки и молча следует примеру Марьи Ивановны. — Тише!..
Сам с полураскрытым ртом замирает, растянувшись на дороге, и взгляд его становится беспокойным.
Земля гудит под ухом. Сквозь непонятный гул все ясней топот лошадиных копыт, стук тележных колес, слышно даже, как немцы переговариваются. Все это где-то близко-близко.
Оторопь взяла. Ведь если захватят — несдобровать. Как найдут пакет, сразу в расход. Кто тогда предупредит партизан?..
И хорошо, что оба лежали в траве и что конь стоял в укрытии. Как раз в эти минуты на просеке в полкилометре от них показался обоз карателей. Недолго думая, ползком, ползком скорее к своей повозке. Кое-как сели и давай лошадь гнать во весь опор. Хлещут вожжами гнедую, а сами назад смотрят: нет ли погони. Грязь летит из-под колес, того и гляди опрокинутся на поворотах; скачут, скачут, а что впереди — не видят. Яр или другое какое препятствие — об этом ли думать. Ну и полетели под крутизну вместе с лошадью и телегой.
Где только смерть не поджидает, и тут она дежурила. Однако на этот раз отделалась Марья Ивановна лишь испугом да ушибами. Поохала малость — теперь уже не притворно, а на самом деле, — поспешила к Новоселову, которого прижало колесом. И Николай Иваныч цел, славу богу! А лошадь, думали, и не подымется. Нет, и она поднялась, сердешная. Больше всего досталось телеге: перекорежило ее всю, скособочило, но ехать можно.
Перепрягли гнедую, двинулись дальше, со смехом судача о происшедшем и поглаживая ушибленные места.
Одному удивлялись: как это лошадь не разбилась и осталась живая…
Еще немало пришлось ехать, пока не добрались до партизанской заставы, но уже без приключений.
Из лесной сторожки навстречу им вышел высокий красивый парень с автоматом через плечо, связной Новоселова. Мужчины поздоровались.
— Принимай от нее донесение!
— Кто такая?
— Человек свой, надежный…
Хоть он и партизан, этот знакомый дерюжинский парень, разведчице от любого взгляда надо поберечься. Самонина отворачивается от парня, кутая свое лицо, а тому, видать, любопытно, кто она, норовит заглянуть в глаза.
— Думаешь, любушка твоя, да?
Под насмешливым взглядом разведчицы партизан становится более серьезным.
— Вот тебе пакет. Его надо передать Беспрозванному. Срочно! Чтоб Дмитрий Дмитрии успел сегодня же известить и все другие отряды. Идут каратели!..
— Действуй! — Новоселов нетерпеливо тронул за
— Есть!..
Через минуту партизан выводит из сарая белого в яблоках коня, легко взмахивает в седло и мчится по уносящейся вдаль просеке. А сердце разведчицы — за ним следом. Скорее, скорее!
Белой птицей удаляется всадник по зелени леса. Марья Ивановна следит за ним сквозь слезы, и на миг показалось ей, что конь летит, не касаясь ногами земли…
Через сутки загудело над Клинцовской Дачей, небо заволокло дымом, ночью заполыхало зарево. Силы были неравные. Карателей в десять раз больше, чем партизан. У врага артиллерия и самолеты, танки и броневики. Снова запылали селения. Но жители, предупрежденные партизанской агентурой, вовремя ушли в леса, а после налета вновь вернулись на свои пепелища, в погреба и землянки. Леса горели на пути карателей к партизанским базам, а партизан уже и след простыл.
На третьи сутки к разведчице заявился Крибуляк.
— Браво, браво! Победа!.. Партизаны спасены!..
Радостный, жмет Марье Ивановне руки, обнимает — ну ребенок и ребенок.
Капитан со своим батальоном держал рубеж против партизан со стороны Воскресенской Дачи. В условленный час, ночью, он открыл дорогу выходящим из окружения народным мстителям, сигналя ракетами. Семь отрядов прошли через его рубеж без единого выстрела, направляясь к урочищам Глухой Хатыни.
Еще дня три по лесным дорогам носились лягушачьего цвета крестатые танки и ходили каратели с собаками, но партизан так и не обнаружили. Фашисты, знать, со злости объявили, что партизаны уничтожены, Спирин, Беспрозванный и все другие командиры убиты. Они и сами не успели поверить в свое вранье, как народные мстители опять напомнили о себе еще более дерзкими и более мощными ударами по гарнизонам и коммуникациям врага.
13
Не всегда есть возможность вовремя передать партизанам свежие сообщения о враге, полученные от словацкого капитана. Будь у Марьи Ивановны крылья, ни одному, даже самому срочному донесению, не дала бы пропасть. Иной раз всего-то в ее распоряжении час-два, а когда еще придет связной и когда он доберется до отряда… Больно ей тогда глядеть на своего партнера, больно за себя, что так беспомощна в это суровое время, когда с фронтов третий месяц самые безрадостные вести…
Было за полночь, когда Крибуляк постучался к ней. Что бы это значило? В самом условном сигнале что-то спешное, нетерпеливое. Разведчица заторопилась открыть ему, чувствуя, как важен для них обоих столь поздний его приход.
— Рихлик!.. Понимаешь?.. Ну как это по-вашему… Влак, влак!.. — горячо зашептал словак, войдя в хату: от волнения забыл, как будет по-русски поезд. — Да, скорый поезд с фашистами!.. Очень важный!.. Только что предупредили меня, чтоб усилил охрану… Будет через три часа. Надо срочно предупредить партизан, срочно!..