Русь пьянцовская
Шрифт:
Ляна закричала, ее не слушали, словно ее и не было вовсе. Мантулин тряс отца Никодима, как половик, приговаривая яростно:
– Ты одноклеточный инфузорий! Опиум. Амеба поповский.
Ляна заголосила пронзительно,
– Почему стоите?
– негромко спросил подбежавший Фельдман, и Мантулин принялся объяснять, все еще потрясая кулаками.
– Молодняк давит!.. Пашка! Молодняк! Низенький, беспомощный.Тундра едва вырос, а их гусеницами. Фашист он, фашист!
Сергуня поднял руку: - Пилу!
Паша подскочил, взялся за вторую ручку. Пила задиралась, справились не тотчас.
Срез белый, диаметром сантиметров восемь, не более. Тоненький пенек. Подсчитали на пеньке кольца. Лиственнице-то, оказывается, девяносто два годика...
Хохотом взорвались, дизеля не слышно.
– Ну, дитятка... Маленькая собачка до старости щенок...
– "Начальник строительства" от смеха закружился, притоптывая.
– Ай, татарва! Ай, Чингисханы! Опять на Русь кинулись, не разобрав! Сдуру!.. Ай, татарва!.. Плевок судьбы!..
Сергей пояснил, переждав хохот, что полярная лиственница
Слушали, будто каждого это касалось лично. Так никогда не слушали.
Ляня глядела на их огрубелые, бурые лица с блестевшими, как у детей, глазами. Иван Петровых весь подался вперед. Паша положил подбородок на ручку пилы и так внимал, не шелохнувшись..
" И ведь всех, каждого из них, они взяли в "Отеле "Факел", где одно отребье. Никакого другого места в жизни у них нет. Лагерь или "Отель Факел". Сергуня, конечно, нигилист, не каждого споила, растоптала власть... но что-то гнило а датском королевстве...
Ляна закивала Сергуне , когда он кончил: собиралась вместе с ним на сейсмостанцию. Двинулась за ним, к своему сарайчику на санных полозьях, в котором, возможно, рождалось, на ее фотоленте, открытие... Догнала, пошла рядом. Захотелось сказать что-то... Ничего не сказала, только взяла порывисто холодные пальцы Сергуни, побежала. Он не выдернул, и они бросились по тундре, держась за руки и прыгая через взрыхленные коряги и заросли иван-чая...