Русь утренняя. Эпическая поэма
Шрифт:
Любви и Мудрости, и Благодати.
И мир сначала только небом был
И проматерией, безвидной, кстати.
Слабы земные наши словеса.
Но нет других. Видать, судьба такая.
Шар разлетающийся – Небеса,
Внутри – микрочастицы, пыль земная.
Но и тогда здесь жизнь уже была,
В громадном этом шаре первородном.
Жизнь ангелов без счёта и числа,
Не роботов, а с выбором свободным.
Как
Что вскоре треть из них, Его покинет.
Но точно так Он и людей создал,
И ангельский раскол людей не минет.
Всё это знал Он, только знал и то,
Что без свободы – ада нет и рая.
Пускай не укорит Его никто,
Путь на земле и в небе выбирая.
Извечно знал Он, это не секрет,
Что большинство пойдёт кривой дорогой.
Но кто сказал, что в этом счастья нет,
В той горстке истинной, хоть и немногой?
И потому Свой славный шестоднев
Господь вершил, и сердце было радо,
И каждый день, творенья осмотрев,
Он подтверждал, что всё идёт, как надо.
И даже то, что первородный грех
Причиной стал Эдемова заката,
Он был закономерным, был из тех,
Создателем предвиденных когда-то.
Теперь пойдёт великая волна
То взлёта, то безумного паденья,
То с Богом обозлённая война,
То радостное к Богу возвращенье.
И только это завоюет мир,
И только это будет править миром.
Нет, не богатство – знамя и кумир.
Господь стал целью, знаменем, кумиром.
* * *
Когда в сердца людей входил Христос,
А люди духом в Господа входили,
Их путь не то чтоб состоял из роз,
Но на пути их трудном розы были.
И очень круто изменялась жизнь,
И забывалось горькое когда-то:
Народу – хоть сегодня в гроб ложись,
А тем, у власти – эвересты злата.
И богачи, и нищие – в Христе,
Как в Истине, единственно возможной,
Объединялись в мире, чистоте
И простоте, до радости несложной.
И, словно пар весной, имперский дух
В делах благих, как в небе растворялся.
И каждый был работать рад за двух.
Или за трёх. По крайности, старался.
Но, словно чёрной тучею гроза,
Безверье снова небо затмевало,
И ливень лил, и люди шли, скользя
И падая. И так не раз бывало.
И если раньше досаждала грязь
И дюже неприемлемой казалась,
То в дни
По ней ходили люди. И смеялись.
Ишь, как скользит. Как чавкает смешно.
И если солнце – как блестит потешно.
Вот говорят, что жить в грязи грешно.
А, может быть, и так и так – безгрешно?
И всё тянулись сумрачные дни,
Пока глубины душ не испоганят.
Когда же солнцем сменятся они?
Когда же вёдро новое настанет?
* * *
Так вот. Когда Адам с женой своей
Эдем покинул, на земле греховной
Он Каина в числе других детей
Родил. И Каин жизнью бездуховной
Навеки очернит Адамов род.
Он лишь формально в Бога верить будет.
Он брата в дикой зависти убьёт.
Он все заветы Божьи позабудет.
И скажет Бог: «Ты проклят от земли,
Которую кровь брата оросила.
Ты будешь сеять хлеб, чтоб не взошли
Колосья. У земли иссякнет сила.
Изгнанником, скитальцем станешь ты,
Одной лишь беспощадной мысли внемля,
Но станут недоступными мечты —
Скорей уйти в разгневанную землю».
И долго по Тибетским пустырям
Водил он Богом проклятых потомков.
И город выстроил. И по углам
Поставил башни. И речных потоков
Пустил по рвам глубоким рукава.
В горах почти ни с кем он не встречался,
Но, как настойчиво гласит молва,
Он больше смерти встреч таких боялся.
Как жили каиноиды? Да так,
Как предок их – заносчиво и хмуро.
И мир им враг, и Вседержитель враг.
А дорога лишь собственная шкура.
И, как потом в шкатулках дорогих
Цари копили серебро и злато,
В жилищах и молельнях городских
Копились перлы гнусного разврата.
Вражда копила свой змеиный яд,
Свои клинки оттачивала зависть,
Сердца изгоев Божьих все подряд
Жестокой алчностью переполнялись.
С годами даже праведный обман
Коварней и опасней становился,
И от вина приятнейший дурман
В отраву и страданья превратился.
И многожёнство, и голубизна,
И оргии совсем уж без разбора,
Как в бурю набежавшая волна,
Развратный город затопили скоро.
И только ли безбожный город тот
Во мглу распутства вязко погрузился?
Весь многотысячный Адамов род