Русь Великая
Шрифт:
Иногда какой-либо ученый задумывался над войной: как во всем, и здесь должны быть свои законы и, конечно, правила. Появлялись сочинения о способах войны и как выигрывать сражения, плод размышлений ученого, который, никогда не видав войны, увлекался своими открытиями. Искренняя убежденность автора придавала вес сочинению, особенно среди людей, привыкших чтить науку.
Другой ученый обращался к событиям былых войн. Талантливое изложение способствовало широкой известности таких книг: события в них развивались к чести Поднебесной, что всегда привлекает любящих родину людей. Они распространялись в сокращенных списках, в отрывках, пересказах, и быстро очень многое превращалось в народное сказание. Позднейшие авторы, вдохновляясь сказаниями, не улавливали
Управляющий каким-либо большим хозяйством вынужден выслушивать много донесений и каждый день встречаться с чем-либо новым. Может случиться, что осознание всего нового и всех донесений окажется выше человеческих способностей управляющего. Защищая свое достоинство перед самим собой, он начнет отбирать посильное, отбрасывая то, что не может вместить. Отброшено якобы ненужное, лишнее, недостойное внимания. А так как от него ждут приказаний, управляющий будет их отдавать, чем внесет новые осложнения. Донесенья будут расти в числе, в сложности. Управляющий подвергнет их тому же отбору. Сам того не желая, он переместит и себя, и подчиненных из действительности в «отобранный», кажущийся мир, и вся система его управленья подвергнется крушенью – когда-то!..
Ученые правители Поднебесной создали легенду об ученых советниках – руководителях полководцев. Все зависело от глубокомысленных маневров, хитрых, умных выдумок. Много убедительных примеров красивой игры ума. В легенде, принимавшейся всеми за истину, не было места ни для действительности, ни для подлинного орудия, войны – рядового солдата.
Поднебесная испытала несчетно много больших и малых войн. Неудачи перемежались столь же случайными будто бы успехами: и сражения, и войны выигрываются и проигрываются вопреки командованию, вопреки военной организации. Поднебесная стойко выдерживала любое военное крушение волей своего всегда громадного по числу и всегда трудолюбивого и умного в труде населения. На глазах этого населения армии действовали слишком часто отнюдь не по правилам, отнюдь не геройски, не то что в годы, о которых умно и убедительно повествовали книги и порожденные книгами предания. Общенародное презрение к солдату всех степеней было, надо думать, результатом несоответствия видимого своему воображаемому небывалому образцу.
Сколько-нибудь стоящий человек всегда находил себе занятие, все виды труда были почетны. Бездельник нанимался в войско, клеймя себя и позоря семью. В хрониках нередки такие записи: «столько-то тысяч бездельников были посланы туда-то на войну, где и нашли заслуженную смерть». Если дружно, настойчиво твердить кому-то, что он негодяй, таким он и станет.
Для военных не существовало проверки знаний, на командные должности солдаты пробирались из рядов, подталкивая один другого, и по личному усмотрению ученых сановников: нужно же кому-то командовать и «бездельниками». Начальник гарнизона Туен-Хуанг Юэ Бао был изделием системы.
Ученый Хао Цзай, правитель города, видел в Юэ Бао темную, низшую личность. «Этот Юэ Бао», способный кое-как прочесть небольшое количество знаков-цзыров простейших понятий, куда менее заслуживал звание человека, чем ученик ремесленника либо беднейший земледелец. Те были для Хао Цзая и полезными и необходимыми сочленами многоступенчатого общества Поднебесной.
Хао Цзай называл Юэ Бао «главным солдатом», то есть худшим представителем презренного сословия. С таким же остроумием правитель Туен-Хуанга уподоблял начальника гарнизона некоему органу тела. На самом деле, существование некоего органа есть следствие несовершенства человеческого тела. Так и всяких Юэ Бао терпят лишь по причине пока еще недостаточно хорошего устройства общества.
Приказав раз и навсегда следить за
Говорили, что некогда Туен-Хуанг обладал крепкими стенами и все же попадал в руки кочевников. Об этом Юэ Бао слышал от монахов буддийских святилищ. Во время завоевания киданями северной части Поднебесной и последующих смут городские стены сколько-то раз разрушались и восстанавливались. Действительно, нынешние стены были сложены из разнообразных остатков, связанных глиной, местами – целиком глиняные, с деревянными укрытиями для стрелков. Башни в свое время возводились из тесаного камня и кирпича, на глиняном растворе, с еловыми бревнами, заложенными в кладку для связи, как в Стене. Восстановленные наспех, башни были разной высоты, и на некоторые из них боялись подниматься, так как ступени разрушались и камни выпадали сами. Обветшавшее дерево на укрытиях для стрелков крошилось от простого прикосновения руки.
За время своей службы в Туен-Хуанге Юэ Бао несколько раз, стоя по церемониалу на коленях, «униженно обращал внимание Превосходительного Господина» на плохое состояние укреплений. Какие-то деньги на работы имелись – Туен-Хуанг есть окраинная крепость, – но куда их девал Господин? Это не касалось Юэ Бао. Почтение к ученым он всосал с молоком матери, а жизнь научила его не задевать величие сановников и мириться с их волей – им виднее.
Юэ Бао располагал пятью с половиной тысячами «бездельников» и командовал ими с помощью полусотни начальников низших рангов. Кое-что Юэ Бао удерживал себе из солдатского жалованья, а за счет денег на кормление солдат, на содержание солдатских домов и на прочие военные дела подкармливался и сам начальник гарнизона, и низшие начальники.
Для Юэ Бао солдаты не были безличным сбродом, как для правителя. В обращении с солдатами приходилось быть и ловким, и смелым, а иногда и храбрым. В строю находили прибежище неоплатные должники, беглые рабы, преступники, ускользнувшие от кары разбойники, уставшие от бродячей жизни и ежедневного риска, заносчивые неудачники, любители гашиша, опиума, не говоря уже о пьяницах. Люди самого разного возраста, от юнцов и до стариков, скрывавших свой возраст. Некоторые имели семьи. Такие прирабатывали чем придется и заставляли работать жен, включительно до сдачи их в аренду другим солдатам на день, или до новой луны, или на другой срок по договору. Юэ Бао, как высший начальник, имел право смертной казни на месте, к чему и прибегал в случае надобности, располагая для таких дел особыми исполнителями.
Трепеща перед правителем города, как мышь перед совой, Юэ Бао согнал солдат на работу. Поощряемые бамбуковыми палками и угрозами, но не страхом перед кочевниками, солдаты таскали глину и воду, поднимали обвалившиеся участки стен, сооружали глинобитные укрытия на стенах в местах, где окончательно рассыпались деревянные заплаты. Дерево в Туен-Хуанг доставляли издалека, бревна и доски стоили дорого. Юэ Бао не собирался вкладывать собственные деньги в совершенно бесполезное дело. Страшный Хао Цзай не придет проверять, а его соглядатаи удовлетворятся тем, что дело кипит. Как и солдаты, Юэ Бао боялся только начальства. Страх перед монголами подождет своего часа. Монголы – в степи, будущее в руках судьбы, а гнев Хао Цзая опалит сразу, как порох.
Порох тратили на хлопушки для праздника Нового года и на торжественные приемы. Для двух десятков боевых труб зарядов еще хватало. Грохот, похожий на гром, мог испугать степняков. Но если они не испугаются? Боевые трубы очень хороши для сигналов. Некоторые пробуют класть поверх пороха камни и куски железа. Юэ Бао распорядился так и сделать, хотя, по опыту, и камни, и Железо летят недалеко и попадают лишь в того, кому звезды назначили такую участь. Юэ Бао предпочитал рычажные камнеметы. Эти действительно грозные машины тоже обветшали, канаты сгнили, жильные пружины от времени вытянулись и засохли до жесткости дерева.