Русь. Строительство империи 2
Шрифт:
В самый последний момент, когда палица уже была готова опуститься на меня, я резко перекатываюсь под его рукой, уходя с линии атаки. Алеша, не ожидавший такого маневра, промахивается, его палица с треском врезается в пол, застревая в бревнах. Я мгновенно вскакиваю на ноги, оказываясь у него за спиной. Не давая ему опомниться, я что есть силы бью обухом топора по его ногам, целясь в подколенные сухожилия.
Алеша издает дикий рев. Его ноги подкашиваются, он теряет равновесие и начинает заваливаться назад. Я не даю ему упасть, прыгаю на него, валя
Он тяжело дышит, глядя на меня снизу вверх. В его глазах — смесь боли, ярости и удивления. Он не понимает, как я, будучи гораздо меньше и слабее его, смог его одолеть.
— Сдавайся, — хриплю я.
Алеша тяжело дышит, смотрит на меня. На лице — удивление.
— Ловко. Не ожидал.
— Где Душан и Ярополк?
— Ушли. Еще давно. Сказали, что вернутся с подмогой.
— А ты?
— А я остался. Живу я тут, — хмыкает он.
Пленение Прохора и Алеши — неожиданный успех. Но главные зачинщики сбежали. И, что хуже, где–то снаружи Добрыня со своим отрядом ведет бой, не зная, что мы уже внутри. Нужно открыть ворота.
Я бросаюсь к выходу, оставляя Ратибора с пленными. На улице уже вовсю идет бой. Крики, звон оружия, дым… Наши пробиваются к воротам, но совинцы яростно сопротивляются.
Не успел я перевести дух, наслаждаясь минутной передышкой, как меня резко окликнул один из моих бойцов, молодой парень с испуганным лицом:
— Староста! Там! Алеша этот! Снова на ногах!
Я резко обернулся. Неужели этот медведь поднялся после такого удара? И точно. Он стоял, покачиваясь, но в его руках снова была зажата окровавленная палица. Ярость искажала его лицо, он был похож на раненого зверя, готового броситься на своего обидчика.
Вот же упрямый. И как только оклемался. У него же ноги должны были отняться.
Не теряя ни секунды, он двинулся в мою сторону, сметая всех на пути. Мои воины, пытавшиеся его остановить, отлетали в стороны, как кегли. Он шел напролом, как живой таран, не обращая внимания на боль в раненых ногах. Его рев разносился по всей площади, вселяя ужас в сердца моих людей.
Медлить нельзя. Алеша был слишком опасен. Нужно срочно открыть ворота, чтобы впустить отряд Драгана и Добрыни, иначе мы могли проиграть эту битву.
— Ратибор! — крикнул я, перекрывая шум боя. — Бери Прохора! «Побеседуй» с ним! Веди его к воротам! Заставь его приказать бросить оружие и открыть ворота!
Ратибор, который стоял рядом с плененным старостой Совиного, кивнул и, подтолкнув Прохора в спину, направился к воротам. Я же снова оказался лицом к лицу с разъяренным Алешей.
Снова бой. Снова ярость, звенящая в воздухе. Но теперь я знал, как его победить. Я не стал вступать с ним в открытый бой, не стал пытаться пересилить его. Вместо этого я кружил вокруг него, уворачиваясь от его уже медленных, но все еще смертоносных ударов. Я изматывал его, заставляя тратить силы впустую. Я выжидал, наблюдал, искал момент для решающей атаки.
Он был ранен, его движения были не такими
Я же скользил вокруг него, уклоняясь от атак. Палица со свистом рассекала воздух там, где я был мгновение назад. Я ждал. Я знал, что он не может продолжать в таком темпе вечно. Он устанет. Он замешкается. И тогда я нанесу свой удар.
И я дождался. В какой-то момент Алеша, замахнувшись для очередного удара, на мгновение потерял равновесие, его раненая нога не выдержала, и он пошатнулся. Это был мой шанс.
Я молниеносно подпрыгнул, взлетев над землей, и нанес ему удар топором по незащищенной руке, целясь в запястье. Лезвие вошло в плоть, раздался хруст ломаемых костей. Алеша взвыл от боли, его пальцы разжались, и палица с глухим стуком упала на землю. Я старался не разрубить руку. Ну хочется мне заманить в команду бугая, который олицетворял бы силу моего войска. Не Громила, так Алеша. Если и этого не прихлопнут.
Он посмотрел на меня.
— Хватит. Ты храбрый воин, Алеша. Но эта война не твоя.
Алеша смотрит на меня тяжело дыша. Переводит взгляд на палицу, лежащую на земле. И не поднимает ее.
— Может, ты и прав. Надоело мне это все.
В этот момент раздается крик:
— Ворота открыты!
Добрыня, с окровавленным мечом, стоит у распахнутых ворот. Совиное пало.
Победа. Но какой ценой? Потери с обеих сторон. И хотя мы захватили Совиное, главные враги ушли. И кто знает, с чем они вернутся…
Я оглядываю поле боя. Дым, крики раненых, тела убитых. Эта победа не приносит радости. Только усталость и тяжесть на душе. Нужно собрать выживших, похоронить мертвых, решить, что делать дальше.
Я подхожу к Добрыне. Он, тяжело дыша, опирается на топор.
— Много наших полегло? — спрашиваю я.
— Достаточно, — хмуро отвечает он. — Но мы отомстили.
— Отомстили, — эхом повторяю я.
Мы идем по Совиному. Вокруг — плач женщин. Но сквозь этот хаос уже пробивается новая жизнь. Люди начинают разбирать завалы, помогать друг другу.
Теперь нужно залечить раны, отстроить заново Совиное, подготовиться к новым испытаниям. Да, мы победили. Совиное наше. Но расслабляться рано. В голове пульсирует мысль: нужно допросить Прохора. Этот трус наверняка знает больше, чем говорит. Нужно вырвать из него сведения, пока не стало слишком поздно.
И еще этот Алеша… Странный тип. Силач, каких поискать, но в глазах — ни капли злобы. Сражался, как будто по принуждению. Может, и правда, «надоело ему все»? Нужно с ним поговорить, понять, что у него на уме. Может, удастся переманить его на нашу сторону? Такой воин нам бы очень пригодился.
Я оглядываю площадь. Ратибор и Добрыня уводят пленных. Среди них и дрожащий Прохор. Алеша идет сам, без охраны. Он остановился у колодца, о чем-то разговаривает с женщиной, набирающей воду. Спокойный, как будто и не было этой битвы.