Русалия
Шрифт:
– Что оскомыжился 4891? – задорно кивнул все расхаживавший по горнице Свенельд своему сотнику, со скамьи наблюдавшему за ужимками Малуши. – Приманчивая у нашей Ольги ключница, а?
Распознавала ли странноватая дочь Иосифа насмешку в прилипчивой хвальбе этого большого красивого мужчины, а только с каждым его словом все больше извивов, изгибов делали разные части ее кургузого тела.
– А что, правду говорят, будто у вас, у жидов, бабы на мужиках женятся? И будто бы даже род по бабе ведут?
Вовсе не вслушиваясь и уж тем более не вдумываясь в слова,
– Чего к девке пристаешь, похотник? – вскричала княгиня, пытаясь даже подняться на ноги, но только подпрыгнула пару раз в своем царском кресле. – Что, свои бабы растрясли жиры? Истощали? Ишь, огневица 4902какая напала! Для того ли ты сюда пришел, чтобы девок моих лапать?
Чудно было Свенельду лицезреть вдруг преобразившуюся Ольгу. Однако надолго ее не хватило. Звякнув лужеными жиковинами распахнулась узкая дверь, ведущая в верхние сени, и совсем молоденькая челядка в нарядной телогрее на беличьих черевах в запышке выкрикнула:
– Жиды идут!
– Ну и чего орешь? Князя позови, - еще раз сверкнула на время помолодевшими очами Ольга и тут же обмякла.
А Свенельд, изогнувший от изумления широкие светлые брови, так и стоял, точно остолбенев, как видно, силясь разгадать причины странного поведения Ольги. Но вот вновь дар речи вернулся к нему:
– М-м… Это… Скоро, чай, придется тебе со своей Эсфирью-то расстаться.
– Это почему так?
– Да ведь из наших кто же чужую за себя возьмет? А девку, вона, так и распирает от похотенья. Чего маять? Все живая сущность. Пора ее в Жидовский город отдать, там они ей и ровню найдут…
– Что ты все не туда, куда надо нос суешь?! – вновь вызверилась на своего воеводу княгиня. – Какая тебе забота?
– Да что ты так взволновалась? – наглым взглядом стеклянистых глаз ощупывал Свенельд Ольгино лицо. – Ерунда ведь. А я так помышляю: девка давным-давно зрелая, как бы… и сама не провинилась, и кого другого с прямого пути не свела.
Один легкокрылый миг растерянности, отразившейся в едва уловимом движении всего грузного Ольгиного тела, стал несомненной наградой Свенельдовой дотошности. А Сигурд в недоумении напрягал взгляд, надеясь, что зрение способно принести ему разгадку дразнящей двусмысленности, разыгрывавшейся в нескольких шагах от него. Но тут уж заслышался разнобой шагов поднимавшихся по лестничным ступеням в сенях нескольких человек, а вместе с тем - их приподнятые голоса.
И вот в светелку прежде вошли пятеро бессловесных евреев, которые часто кланялись, но оставив принесенные
– Да уж послала за ним. Сейчас Святослав будет, - как могла выражала удовольствие от слышимых слов Ольга.
– О, нет, ему совсем незачем торопиться! – почему-то Элиезер Хапуш втянул маленькую головку с плоской затылицей в плечи, отчего сделался похожим на надутого злого воробушка.
– Мы обязательно… - начал Ефрем.
– …его поздравим лично, - продолжил Ицхак.
Ицхак был рыжим, Ефрем – породным, черным; оба они и размерами тела, и годами, и силой голоса значительно превосходили находящегося между ними недоростыша Элиезера, который в свои тридцать лет смотрелся худосочным мальчонкой. Однако, чувствуя за собой нешуточную поддержку и не будучи пока знаком с непредсказуемыми превратностями судьбы, вел он себя в сопоставлении со своими старшими товарищами не просто свободно, но, пожалуй, развязно, покуда не прозвучало имя Святослава.
– Надеемся, дорогие паволоки и все эти красивые и ценные вещи… – заговорил Ефрем.
– …послужат твоей радости, великая княгиня, и умножат всеобщее уважение, которым ты по праву награждена, - добавил Ицхак.
Вновь Ефрем:
– Однако община просила нас…
Ицхак:
– …коль уж мы таки будем говорить с княгиней… и с ее князьями… То уж обделать заодно кое-какие маленькие делишки.
– Да-да, отец поручил это мне, - встрепенулся молодой Хапуш.
Его сопровождающие с почтением склонили к нему лица, готовясь выслушать до конца речь важного коротыша. Но поскольку Элиезер, лишь подав голос, тут же и замолк, те выждали еще какое-то время (не вернется ли многоодаренному отпрыску мар-Наамана светлейшая мысль?) и тогда позволили себе говорить.
– Мы, как и все вы, очень сильно огорчены этим несчастьем, этим бедствием, которое произошло с вашим… этим человеком…
– Веселином. Это ужасно! Хотя и слишком туманны доказательства. Впрочем все уже свершилось. Но мы все просили бы мудрую Ольгу, если, не приведи Господь, случиться какому-нибудь еврею оступиться…
– Мы все просили бы блаженную Ольгу, если еврей провиниться, отдавать его еврейскому суду, чтобы был он судим своими единоверцами в синагоге и присягал на Пятикнижии.
– И если мы сейчас договоримся, отец пошлет первым князьям очень дорогие подрки, - ляпнул Элиезер.
Благопристойные лица старших посланщиков так и окаменели от этой глупости. Но князья отозвались на нее слабыми улыбками, а «блаженная Ольга» так и вовсе казалась сонной и безучасной ко всему происходящему рядом.
– А если понадобится… - хотел, видать, Нааманов сын что-то еще присовокупить к уже им сказанному, да вдруг точно язык прикусил, вновь нахохлился и медленно клювоподобным носом прочертил линию в сторону входной двери.