Русалка для интимных встреч
Шрифт:
— Нет, я точно помню! — испугалась она.
— Валя!
Когда он повышал голос, она начинала бояться, хотя муж ни разу ее и пальцем не тронул. Бояться не его, а чего-то такого… Как будто разверзались небеса, и оглушительный гром раскалывал землю надвое, и сверкала ослепительная молния в облачном небе. «Илья-пророк сердится», — говорила мама в детстве, когда начиналась гроза. У Ильи было два голоса. Тихий и бесцветный, монотонный, ничем не примечательный мужской голос — он звучал чаще. А второй — наполненный мощью, низкий
— Илья…
— Что?
— Пожалуйста, не надо! — взмолилась она. — Когда ты вот так смотришь на меня, то кажется, будто ты меня совсем не любишь…
— Детский сад какой-то! — отвернулся он. — Я звонил тебе на работу. Нина Константиновна утверждала, будто видела из окна, как ты садилась в чью-то машину. Это правда?
— Ах, вот ты чего злишься!.. — засмеялась она. — Так это ты меня ревнуешь… Илья, ничего серьезного, поверь, — один человек предложил меня подбросить. Ему было по пути.
— Кто он?
— Его зовут Герман, он посещает студию Истомина…
— Ты его хорошо знаешь? — быстро спросил Илья.
— Кого, Истомина? Господи, да Юлий Платонович безобиден, точно младенец, — ты же сам видел его несколько раз.
— Нет, не Истомина, а того, другого…
Валя задумалась. С одной стороны, если она скажет, что хорошо знает Коваленко, то Илья будет ее ревновать. А если признается, что до того перебросилась с Коваленко едва лишь десятком фраз, то Илья начнет упрекать ее в безалаберности — мол, доверилась малознакомому субъекту.
— Не очень, — честно ответила она.
— Валя!
— Что? — убитым голосом произнесла она.
— Ты сумасшедшая! — с отчаянием закричал Илья. — Садиться в машину к незнакомцу…
— Он не незнакомец, — уныло напомнила Валя. — В общем, иногда сразу видно — плохой человек или нет. А Герман — хороший.
— Откуда ты знаешь, что хороший? Ты ведь совершенно не разбираешься в людях, готова довериться первому встречному… О, святая простота!
— А помнишь… помнишь, когда-то давно я села к тебе в машину… Это было тысячу лет назад, — оживилась она.
Напоминание подействовало на Илью неожиданным образом — он замолчал и притушил гневный блеск в своих глазах.
— Помню… — сказал он мягко, почти неслышно и протянул к Вале руки. — Я все помню — все, до последней мелочи. Иди ко мне, — он обнял ее и прижал к себе. — Но ты должна доверять только мне. Только мне!
— А желтый «Запорожец»? Ты его скоро продал кому-то… Интересно, где он сейчас?
— На девяносто девять и девять десятых процента уверен, что валяется на какой-нибудь свалке! — засмеялся Илья.
— Как жаль… Разве нельзя придумать какое-нибудь кладбище для машин? — серьезно произнесла Валя. — Чтобы они стояли, а бывшие хозяева приходили к ним иногда, чтобы взглянуть еще раз. Ведь они иногда как друзья, с ними жалко расставаться навсегда…
Ты
— Илья…
— Что?
— Знаешь, мне иногда кажется, что ты меня не любишь… — прошептала Валя.
Илья слегка отодвинул ее от себя, посмотрел прямо в глаза.
— Это не так, — тихо произнес он. — Просто я за тебя волнуюсь… Была бы моя воля, я бы вообще посадил тебя под стеклянный колпак. Ты такая наивная, такая неприспособленная к жизни…
— Я не наивная и не неприспособленная, — тоже тихо ответила Валя. — И вообще… Под колпаком плохо.
Она погладила его по голове — темные густые волосы вперемешку с седыми прядями. Илья рано начал седеть — впрочем, это у него наследственное…
— Я старый? — спросил он.
— Нет. Ты молодой и красивый. На работе все девчонки завидуют мне.
— Хочешь, я побреюсь налысо? Буду ходить как твой дед.
— Ты спятил! — испуганно воскликнула Валя. — Что за дикая идея…
Илья поцеловал ее, а потом подхватил на руки. Ему не составило это никакого труда — он был сильный, большой и всей статью своей напоминал скульптуры раннего социализма. Именно такими изображали тогда победивших гегемонов — с широкой сильной шеей, развернутыми плечами, мощными бицепсами, рельефными мышцами живота и ног.
— Куда ты меня тащишь? — покорно спросила Валя.
— Пора спать.
— Еще рано! Послушай…
— Нет, ничего не хочу слушать.
Он положил ее на кровать, сам раздел.
— Ты моя, — сказал он, положив ладонь ей на живот. — Ты только моя.
— Господи, Деев, да никто меня у тебя и не отнимает… Можно подумать, на меня кто-то покушается! Сам подумай — кому, кроме тебя, я могу быть еще нужна?
— Ну, например, Герману… — подумав, изрек Илья.
Сама эта мысль показалась Вале смешной и нелепой. Она вспомнила благородного офисного работника с зализанной шевелюрой и безупречно начищенными ботинками, с дурацкой голливудской улыбкой и никому не нужной вежливостью — и засмеялась. Представить, что ею мог заинтересоваться Герман Коваленко, было совершенно невозможно…
— Не смейся! — строго произнес Илья. — А то мне кажется, будто ты надо мной смеешься…
— Деев, глупый!
Он ласкал и прижимал Валю к себе, словно стремясь растворить ее в себе, — каждый раз после подобных объятий Вале казалось, будто она побывала в мясорубке. Руки ее мужа были сильными и жесткими, но обнимать иначе он не умел. Она давно смирилась с этим и только иногда колотила его кулаками по плечам, когда ей казалось, что еще чуть-чуть — и он раздавит ее. И тогда он ослаблял хватку. Впрочем, ненадолго…