Русалка
Шрифт:
— Мы с тобой оба оказались в ловушке, и каждый из нас поступил так, как считал нужным, — как бы не желала того Ирина, что-то ему мешало смягчиться. — Ты сделала свой выбор, и мне остается о нем только сожалеть, но что-либо изменить не в моих силах. Поэтому я предлагаю следующее.
У девушки отчаянно заколотилось сердце, она замерла в ожидании его решения, но он, казалось, не спешил его озвучивать.
— Ты пришла поговорить о нашем отъезде в Петербург? Я правильно тебя понял?
— Да.
— Но ты бы желала остаться в деревне?
Ей и
— Если ты позволишь….
Петр едва не застонал вслух. Да что за дьявольщина с ним происходит! Он чувствовал себя глупым юнцом, которым манипулируют, с чьими чувствами жестко играют! Вот сейчас он смотрел на свою супругу, которая казалась ему обиженным ребенком, заглядывал в её глаза-озерца и понимал, что ради одного её ласкового взгляда он готов пойти на многое. Если бы она требовала оставить её в покое, кричала о своих правах и желаниях, Петр воспротивился бы и настоял на их совместном отъезде. А теперь он колебался.
— Почему ты хочешь остаться? Не любишь Петербург? Или боишься, что, проживая под одной крышей, я потребую от тебя исполнения супружеского долга?
По тому, как она побледнела, Петр понял, что попал в самую точку. Ему сразу же вспомнился их единственный поцелуй, и как она билась в его руках, пытаясь вырваться из его объятий.
Что-то было не так…. Неудовлетворенность от невозможности понять ситуацию снова вернулась к мужчине. Он мрачно улыбнулся и начал приближаться к Ирине.
Та, разгадав его намерения, медленно покачала головой, и, напротив, стала отступать, пока спиной не наткнулась на стену. Теперь они стояли рядом, Ирина чувствовала его легкое дыхание, видела, как ритмично опускается и поднимается широкая грудь, могла заглянуть ему в глаза.
Так они и стояли некоторое время, ни один из них больше не предпринимал ни каких попыток, пока Петр не поднял руку и пыльной стороной ладони не провел по нежной коже лица Ирины.
— Не надо….
Простая просьба едва слышно сорвалась с её губ.
— Ты меня боишься, — Петр не спрашивал, он утверждал. Он смотрел на девушку, которая теперь перед людьми и Богом была его нареченной супругой, и отчетливо читал в её глазах страх. В первое мгновение он не поверил увиденному, засомневался, но по тому, как задрожали губы Ирины, понял, что не ошибся. — В чем дело, Ирина? Я не причиню тебя вреда, а тем более, физической боли!
Сама мысль о насилии над столь нежным и прекрасным существом, как его жена, была глубоко противна Петру. Для него ласкать женщин было наивысшим наслаждением, он любил дарить им ласки, чувствовать, как они тают под его прикосновениями, выгибаются под ним в порыве страсти! И никогда он не причинял ни одной партнерши боли, не пытался надругаться над их телами!
А тут….
Ирина понимала, что если она сейчас не объяснит Ракотину свое поведение, то навсегда испортит их и без того хрупкие отношения. Нельзя больше делать ошибок! Нельзя больше ломать свою жизнь! О, Господи,
— Я тебя не знаю… я боюсь тебе доверится…, - зашептала она быстро-быстро, опасаясь, что снова вернется страх, и она оттолкнет Петра. — Мне трудно это объяснить…. Я не могу всего объяснить!! Но то, что происходит между супругами, страшит меня! Повергает в панику… Я не могу…не могу!! Вы можете…ты можешь принудить меня, взять силой, это в твоей власти, но я…. Нет!…
Её глаза наполнились слезами, и Петр сделал единственно верное движение — прижал её к себе.
Время остановилось.
Ирина дрожала в его объятиях, а он одновременно крепко, но нежно обнимал её.
Она была такой маленькой, едва доставала ему до плеча, от того казалась ещё более хрупкой. Вот сожмешь её посильнее, она и надломится, как тростинка в поле. А Петр не хотел, чтобы она надломилась. Сейчас, когда она доверчиво прильнула к его груди, когда её ручки сжали лацканы сюртука, ему хотелось отгородить её от всего мира, защитить от ветряных мельниц и повергнуть всех драконов. Он осторожно прикоснулся губами к её волосам, вздохнул нежный аромат….
За дубовой дверью послышались голоса, и хрупкое единение было нарушено. Ирина отпрянула, уперлась руками в грудь Петра, и тому пришлось сделать шаг назад. Слуги прошли мимо, но нить откровения была прервана.
— Я не буду ни на чем настаивать, Ирина, — Петр говорил мягко, точно перед ним стояла не взрослая девушка, а маленькая девчушка с испуганными глазенками. — Не хочу сделать то, о чем потом буду жалеть. У тебя есть тайна, и я оставляю за тобой право её сохранить. Я так же хочу сказать, что не буду настаивать на твоем отъезде со мной! Если тебе по душе жизнь в деревне, оставайся, свыкайся с поместьем, привыкай к роли моей супруги.
Даже когда Ирина шла в гостиную, она не смела надеяться, что таким образом закончиться их беседа, что Петр пойдет ей на встречу, проявит понимание. Она растерялась и единственное, что сказала, было короткое: «Спасибо».
Петр кивнул и отошел от неё. Подальше, подальше от искушения сжать её в объятиях, и целовать до одурения, до полного изнеможения!
— Так будет лучше для нас обоих. Я думал, что моя поездка в столицу по осени даст нам возможность свыкнуться с мыслью о нашей семейной жизни, но теперь вижу, что ошибся, самомнение подвело, — Петр невесело рассмеялся. — Ничего с этим не поделаешь! Надеюсь, тебе будет здесь не скучно. К тому же, Вера тоже остается в деревне.
— Как? — Ирина искренне обрадовалась этой новости.
— Очень просто. В семье моего старше братца по весне будет прибавление, вот родственники и приняли решение, что свежий воздух деревни для будущей мамы будет полезен.
Петр мог поклясться, что Ирина, услышав сказанное, побледнела. Она открыла милый ротик, точно собиралась что-то сказать, но потом резко передумала. Мужчина, улыбаясь, наблюдал за ней. Наконец, она негромко произнесла:
— Я от всей души их поздравляю! Ребенок — это замечательно….