Русальная неделя
Шрифт:
— Найду, кто писал — урою, — пояснил я.
Это утверждение возражений также не вызвало. Обломов спокойно кивнул:
— Ваше право. Вас оскорбили. Напраслину возвели.
Нравится мне тут у них, всё-таки. Чем дальше, тем больше.
Идей по части личности Анонимуса у меня не то, чтобы не было — не было желания прямо сейчас об этом думать. Пока на повестке дня стояли более интересные вопросы.
— Вы сказали, что владеете информацией о моём происхождении.
Илья Ильич потупил взор.
— Да не то, чтобы прямо уж владею. Но кое-что мне известно. Я ведь сюда из столицы назначен, самолично
— Что за братство?
Илья Ильич помрачнел.
— Подробностей не знаю. А и знал бы — не стал бы говорить. Сие есть государственная тайна.
— Ладно, допустим. А между Волконским и мной какая связь?
Илья Ильич помрачнел ещё больше.
— Двадцать лет назад в Петербурге ходили слухи о рождении последнего архонта. Так, на древний византийский манер, именовали когда-то русских князей, объединивших многие земли. Княжеская ветвь, которая брала начало на смоленщине, со смертью последнего своего представителя — точнее, представительницы — не прервалась. Ребёнок, которого родила последняя княжна, якобы выжил. Времена были смутные, и сторонники рода, в числе них князь Волконский, спрятали младенца. Ну, в общем-то, слухи и слухи. Поговорили — забыли, мало ли сплетен по Петербургу гуляет. Годы шли, младенец, если и выжил, никак себя не проявлял. Если бы не ваше загадочное появление в усадьбе Давыдова, я бы об этих байках даже не подумал. Но, получив донос, вспомнил, что Давыдов был дружен с Волконским. А выйдя в отставку, забрался в такой медвежий угол, что ежели надо, к примеру, младенца спрятать, то лучшего места и представить нельзя. Вот я и предположил…
— Что этот младенец — я?
— Именно.
— А о том, что я могу приходиться родственником самому Волконскому или кому-то из его друзей, вы не подумали?
— Нет…
— Зря. Самая простая версия — как правило, самая верная. Мало ли по Петербургу и окрестностям бастардов бегает.
— Н-да, пожалуй. — Илья Ильич потёр подбородок.
— В общем, дело, конечно, ваше. Но делиться радостью, что нашли в богом забытом углу древнего… как его там?
— Архонта.
— … архонта, я бы не стал. Если окажется, что князь Волконский всего-навсего прижил ребёнка от лучшей подруги своей жены или гувернантки дочери, вы рискуете сесть в большую лужу.
— Пожалуй, вы правы.
— Да ясное дело, прав. — Я убедился, что сумел перенаправить мысли генерал-губернатора в нужную сторону. И поменял тему. — А вещь, о которой вы говорили. Принадлежащая покойному графу Давыдову. Что это?
Илья Ильич выдвинул ящик стола и извлек из него ещё один конверт. Этот также адресовался его превосходительству господину генерал-губернатору Смоленска. Но почерк был другой.
Я открыл конверт и вынул письмо.
«Зная Вас, как человека благородного и порядочного, покорнейше прошу не отказать мне в просьбе передать сию вещицу графу Алексею Михайловичу Давыдову в собственные руки. Отправлять почтою опасаюсь, навестить графа самолично не могу по причине слабого здоровья. Такой дальней дороги мне не пережить. А никаких иных оказий в ближайшее время не
Вместе с письмом из конверта выпал ключ. Небольшой — дверь таким не открыть. Сундучок какой-нибудь, или шкатулку — можно. Хотя ключик вполне увесистый. Серебряный.
Сопроводительных записок, предназначенных для Давыдова, к ключу не прилагалось. Граф, очевидно, и сам прекрасно знал, для чего эта штука и что с ней делать.
— Это принесли, когда я собирался сюда, в Смоленск, — пояснил Обломов. — Я ведь недавно получил назначение. И тот, кто написал письмо, о нём узнал. Я собирался посетить Поречье и пригласить к себе графа Давыдова. Но не успел. Узнал, что граф скоропростижно скончался. Если его наследник — вы, то и эта вещица, полагаю, теперь ваша.
— По ходу, так.
Я сунул ключ во внутренний карман камзола — Брейгель, по моей просьбе, специально нашил такие с обеих сторон.
Н-да. До чего ж не вовремя Мандест графа-то траванул! Чем дальше, тем всё больше убеждаюсь, что Давыдов окопался в своём медвежьем углу не просто так. А зачем, почему — ясности пока не появилось никакой. Только загадок прибавилось…
Ладно. До тех пор, пока эти загадки не мешают мне жить, могу себе позволить не обращать на них внимание.
— Ладно, Илья Ильич. — Я потянулся. — Пойду. Рад знакомству, и всё такое. Будешь проходить мимо — проходи мимо.
— Обожди. — Генерал-губернатор цапнул меня за рукав. К тому моменту, как в графине показалось дно, мы как-то незаметно успели перейти на «ты». — Ты ведь знаешь, что случилось с моим предшественником?
— Слыхал. Несчастный случай. В Днепре утонул.
— Да хрен там несчастный случай! Мне уж рассказали, что русалка это была. Вроде той, что вы по дороге сюда встретили.
— Да что ты?
— Точно тебе говорю. — Илья Ильич усадил меня обратно в кресло. — Ты пойми. Я — не трус. Я всю жизнь государыне служу верой и правдой! Биться готов до последней капли крови! Ежели с человеком. А тут выходит — чёрт его знает, с кем. Поузнавал я про тварей этих — аж волосы зашевелились. Эдак вот, случись чего — я, хоть и над всей губернией начальник, а перед ними, выходит, беззащитен.
— Ну… в целом, да. Но ты ведь можешь нанять охрану из охотников.
— Да уж троих нанял, — Илья Ильич махнул рукой, — из Петербурга со мной прибыли. Охрана и у предшественника была. Толку-то? Я здесь — человек новый. Не знаю никого. И охранники тоже. А тебя здешние охотники — вон, как уважают. И мужики, сразу видно, знающие. Поспособствуешь, может? А я за это Ордену вашему — вспомоществование. А?
— То есть, я тебе — бодигардов из нашего Ордена, а ты нам — снабжение. Правильно понимаю?
Обломов закивал и извлек всё из того же ящика стола кошель с монетами. Придвинул ко мне.
— Вот. На первое время. В благодарность, так сказать. А сам ты в Смоленск перебраться не желаешь?
— Не. Не могу пока, дома дел дохренища. Суды-ряды, прочая херня…
— С судами помогу! — пообещал Обломов. — Только разъясни, что нужно. В какую, так сказать, сторону направить справедливый суд.
— … колдун, опять же, где-то лазит, упырей поднимает…
— Вот с колдуном не помогу. Это уж сам.