Руссиш/Дойч. Семейная история
Шрифт:
Несмотря на германскую цензуру, вымаравшую жалобы пленных на своё незавидное содержание, послания эти таили в себе прозрачные намёки, понятные только исконным носителям русского языка. Из них следовало, что в плену холодно и голодно, кормят хуже некуда, поэтому
родных просили направить продукты питания, одежду и всякую другую утварь.
И сотни тысяч посылок из русских городов и сёл исправно, без каких-либо помех с той или другой стороны, доставлялись при посредничестве Международного Красного Креста вначале российской, а затем германской почтой по назначению в лагеря для военнопленных. Притом посылки те, по свидетельствам очевидцев, большей частью в полном объёме, без «прихватизации»
Стали ждать письма и от Максима. Однако прошёл ещё один месяц, как мгновение пролетел второй, а специфический конверт из Германии так в селижаровский дом и не поступил. Авдотья хотела было заказывать поминальную молитву, да только Игнат запретил. Категорически.
– Жив, нутром чую, жив наш Максимушка. В плену, видать, обитает. Вон и ясновидящая наша Аграфена подтверждает, что жив, только весточку почему-то не шлёт.
Всем сомнениям суждено было развеяться только через год, когда война закончилась, начали возвращаться пленные, а в России произошли поистине грандиозные исторические события – февральская революция с крушением империи и октябрьский переворот с захватом власти большевиками. В один из летних дней 1918 года в дом Селижаровых пожаловал молодой человек. Его лицо семье было до боли знакомо по последней смотренной-пересмотренной фотографии, присланной Максимом из Твери перед отправкой на фронт.
Василий Терентьевич Малышев рассказал, что сам он родом из этой же губернии, на фронт призвали тоже в конце 16-го, служил с Максимом в одном и том же 86-м полку, подружился и почти всегда был рядом. Так вот он якобы лично видел, как в ходе боевой операции у далёкого города Луцка в начале прошлого года попал прямёхонько в Максима вражеский снаряд.
– Сына вашего, Игнатий Ильич, разорвало в клочья, так что от него ничего-ничегошеньки не осталось, – с болью в горле выкладывал Василий долгожданные сведения. – Поэтому и командир, человек пустой, равнодушный, заартачился – останков, мол, нет, стало быть, не убит, а пропал без вести, куда и как – неизвестно, хотя всё на моих глазах произошло. Мы с Максимом загодя обменялись адресами родственников. Если с одним что-то случится, другой должен после войны и демобилизации обязательно добраться до родных и рассказать, как всё было. Я вот выжил и первым делом решил вам доложиться.
Что делать? Слёзы все давно уже выплаканы были. В церкви отслужили поминальный молебен. На основании заявления однополчанина и земляка волостной староста объявил Максима погибшим на фронте. Продолжать траур не было сил. Тем более что на поля отечества, на хаты родные надвигались новые тяжкие испытания.
В феврале 1917 года русские люди второй раз за последние три года наступили на грабли. Точно так, как в августе 14-го общество воспламенилось идеей войны с Германией, так и на сей раз свержение самодержавия и отречение царя стало грандиозным праздником жизни, встреченным на «ура» в самых отдалённых уголках исполинской страны.
– Воистину загадочна русская душа, – сказал бы, наверное, Максим, останься он в живых.
Там, где ещё вчера славословили по части Веры, Царя и Отечества, сегодня проклинали среднюю, а заодно и две другие составляющие этого векового триединого лозунга. Сама православная церковь, столетиями почитавшая царя как наместника Бога на русских землях и старательно приучавшая верности ему свою паству, в один миг присоединилась к отборной брани по отношению к бывшему монарху и пышным здравицам в адрес «благоверного временного правительства».
Тогдашние неформальные лидеры нации в унисон твердили
– Русский народ повенчался со Свободой, – провозглашал Горький.
С другого полюса политической жизни восторженно возвещал Струве:
– Произошло историческое чудо, которое прожгло, очистило и просветило.
Всеобщее воодушевление царило во всех российских губерниях, в том числе Тверской. На сходках в деревнях, сёлах, городах русские люди братались и целовались. Такое феноменальное, грандиозное явление подлинного, ненаигранного, выстраданного праздника жизни, праздника народного единения и сплочённости захватит Россию в XX веке дважды – тогда, в феврале 17-го, и спустя 28 лет – 9 мая 1945 года.
Но абсолютно так же, как эволюционировал общественный климат в военное время, начнут меняться, только в куда более ускоренном, бешеном темпе, и скоропалительные оценки февральской революции. Через несколько месяцев тот же Струве переименует «историческое чудо» в «акт государственного самоубийства русского народа», а Горький будет предостерегать от «выползшей на улицы неорганизованной толпы авантюристов, воров и профессиональных убийц», точь-в-точь, как задолго до этого предсказывал Максим.
Осанна революции сменится настроениями приближающейся драмы, трагедии, катастрофы. Новые «демократические» устои «временщиков», на деле мгновенно превратившиеся во всеобщую анархию и вседозволенность, хаос и бардак, окажутся не в состоянии возместить вековой уклад жизни, отправленный одномоментно на свалку истории. Развязка не заставила себя долго ждать.
Октябрьский переворот, совершённый малюсенькой, но крепко сбитой кучкой террористически настроенных элементов, миллионы россиян оставил равнодушными. Измождённая и оглушённая Россия проспала решающий час, не заведя будильник и потому не услышав выстрела с крейсера «Аврора».
Точь-в-точь аналогичный сценарий разыграется в стране к концу XX века. Русский народ опять не заметит на своём пути те самые знаменитые отечественные грабли, оставленные на всякий случай историей. Был бы жив герой наш дотошный Максим, он наверняка задался бы вопросом:
– Только ли Россия обречена на то, чтобы вновь и вновь повторять так и не выученные уроки истории? До каких же пор? Глухая страна, ржавые люди… Или мы в этом мире не одиноки?
Победоносное шествие советской власти, как потом заставят заучивать в школе, продолжалось многие годы. Объявить свою очередную сходку «съездом победителей» большевики решились только в 1934 году. К тому времени за плечами были Брестский мир с Германией, три похода Антанты, Колчак, Деникин, Врангель, смертоносные битвы между красными и белыми, расстрел царской семьи, наводившие всеобщий ужас Первая конная и бронепоезд стального наркома Троцкого, индустриализация и коллективизация, разгром антисоветчиков всех мастей и огненное сияние над страной с новым названием «величественного слова ПАРТИЯ», как образно выразился глашатай революции и великий ремесленник стихотворного жанра В.В. Маяковский.
По счастью, зверские метаморфозы Гражданской войны обошли тверские земли стороной. В Осташкове советская власть пустила корни ещё до октября. В июле 1917 образовался уездный Совет крестьянских депутатов, в ноябре заработал Осташковский совнарком, а к началу следующего года новый строй установился на всей территории уезда.
Для Селижаровых жизнь на первых порах если и изменилась, то исключительно в лучшую сторону. В Осташкове громко заявил о себе только что созданный совет народного образования, а в Кудыщах заработала двухступенчатая школа. Повзрослевшего Емелю, завершившего четырёхлетнее обучение год назад в школе при монастыре, приняли сразу на вторую ступень в пятый класс.