Русская Америка: Открыть и продать!
Шрифт:
Не поэтому ли в том числе запущенность дел все более поощрялась, а люди дела задвигались в дальний угол?
Не потому ли Биллингса ценили выше Сарычева, а эпигонские прожекты Тревенена подавались императрице так, что они ставились выше оригинальных проектов Шелихова?
Екатерина старела, запустение нарастало…
Что-то могло изменить новое царствование нового императора Павла, начавшееся 6 ноября 1796 года…
ОДНАКО Шелихов умер в 1795 году, еще до воцарения Павла. И умер молодым — сорока восьми лет, в Иркутске, скоропостижно.
И
Тот же барон Штейнгель (декабрист) сибирско-дальневосточную ситуацию знал прекрасно уже в силу того, что немало в тех краях послужил, с 1802 по 1806 год командовал в Охотском море транспортом «Святой Иоанн Богослов», сделал две навигации.
Еще в 1812 году — задолго до Невельского, Владимир Иванович, как он позднее вспоминал, «имел возможность сообщить адмиралу Мордвинову свою мысль о возможности разведать Амур, не подав повода китайцам к подозрению и неудовольствиям». Мордвинов признал эту мысль «удобоисполнимою», хотя претворилась она в дело лишь через тридцать с лишком лет.
Хорошо зная Сибирь и Дальний Восток, Штейнгель был хорошо знаком и с историей Шелихова, а также с многими близкими к нему людьми.
Так вот, от многолетнего сотрудника Григория Ивановича, занимавшегося его «американскими» делами в качестве правителя русских поселений Северо-Восточной компании (позднее — одного из директоров Российско-Американской компании), Евстратия Ивановича Деларова Штейнгель услыхал следующий, по его определению, «анекдот» (в то время этим словом обозначался, впрочем, вполне реальный рассказ о каком-то занятном событии)…
В восьмидесятых годах Шелихов отправился в свои американские «вотчины», оставив жену дома. Она тут же закрутила роман с неким чиновником, собралась идти за него замуж и распустила слух, что муж, «вышед из Америки в Камчатку, умер». Брат Шелихова Василий этому намерению невестки и слуху способствовал.
«Но вдруг, — повествовал со слов Деларова Штейнгель, — вовсе некстати получено было письмо, что Шелихов жив и вслед за оным едет из Камчатки в Охотск. В сем-то критическом положении жена решилась по приезде его отравить…»
Шелихов ситуацию упредил и хотел расправиться с виновными круто. В передаче Штейнгеля, отговорил Шелихова другой близкий его сотрудник — приказчик Баранов (мы еще с ним познакомимся поближе).
Баранов-де убедил хозяина «пощадить свое имя».
Интерпретация Деларова (или Штейнгеля) в каких-то частностях неточна. Так, Баранов стал работать у Шелихова лишь с августа 1790 года, а не с 80-х годов. Но купечествовал он в Иркутске с 1780 года, с Шелиховым был, естественно, хорошо знаком, и отношения у них были, конечно же, доверительными. Поэтому датировка Деларова может быть признана, в общем, верной.
Штейнгель заключал: «Может быть, сие происшествие, которое не могло укрыться от иркутской публики, было причиною, что внезапная смерть Шелихова, последовавшая в Иркутске в 1795 году, была многими приписываема
Я не историк, но и не романист. Я не раб фактов, однако и не слуга своего воображения. Моя цель, по возможности, реконструкция прошлого. Но предположение я высказать могу…
«Ищите, кому выгодно», — советовали древние римляне. А кому была выгодна смерть Шелихова?
Жене? Иркутские кумушки иной причины видеть не могли — тем более что прецедент, так сказать, имел место быть… Но с тех пор прошло несколько лет. Многое отгорело, да и раз уличенная, неверная жена попадала бы под подозрение в случае внезапной смерти мужа первой. Но ни Баранов, ни Деларов ей кончину своего шефа в вину не ставили.
Брату Василию? Но он прямым наследником не был.
А вот как насчет тех, кому деятельная фигура Шелихова была поперек горла? То есть насчет могущественных и тайных внешних сил? Их ведь абсолютно не устраивал тот вариант развития геополитической ситуации на Тихом океане, который был «символом веры» Шелихова?
У них ведь уже тогда были в России и руки длинные, и агенты неглупые не то что со времен Екатерины, а намного более ранних… Через пять лет эти руки дотянулись до самого самодержца всероссийского!
Я уже говорил о последнем плавании Джеймса Кука как о миссии стратегической разведки русской ситуации. Но если это верно, то в такое плавание и людей подбирают не с бору по сосенке (хоть тогда до нынешних проверок было и далеко), то есть и умеющих язык за зубами держать, и соображение имеющих. И такие люди — это уже не просто экипаж. Это — кадры!
Так вот, на кораблях Кука плавали не только известные нам Биллингс и Тревенен, потом попавшие в Россию, но еще и капрал морской пехоты Джон Ледьярд, о котором современный публикатор дневников Кука — Биглехол коротко сообщает: «совершил путешествие в Сибирь в 1787–1789 годах»… В Россию Ледьярд отправился во вполне зрелом возрасте — в тридцать шесть лет. И за каким, пардон, чертом его туда понесло — в русские-то снега, в сибирскую-то глушь… А морская пехота на английских кораблях в то время была чем-то вроде спецслужбы…
Показательно, что когда корабли Кука подошли к русскому аляскинскому острову Уналашка, то первым на берег Кук отправил как раз «смышленого американца» Ледьярда.
Да, этот Джон был сыном дяди Сэма. И его сибирская «ледьярдиада» выглядит при ближайшем рассмотрении чистой воды разведывательной акцией — даром что знаток русско-американских отношений академик Болховитинов в 1997 году изобразил его просто любознательным путешественником.
Но пусть читатель решает сам…
Янки Ледьярду в 80-е годы вдруг вздумалось пропутешествовать через Сибирь и Русскую Америку в США. Разрешение ему у Екатерины пытались получить Джефферсон, маркиз Лафайет и барон Гримм.