Русская Америка. Слава и боль русской истории
Шрифт:
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона утверждает, что Шелихов вместе с Иваном Куликовым (Голиковым) получили просимые 200 тысяч рублей из Коммерц-коллегии вместе с похвальной грамотой. В действительности же императрица двум сибирским купцам отказала, сопроводив доклад Комиссии о коммерции рядом язвительных замечаний, сделанных ею с апреля по август 1788 года. Тем не менее сам срок написания замечаний доказывает, что Екатерина приняла решение не сразу, а после длительных раздумий. В итоге она написала:
«1. Двести тысяч на двадцать лет без проценты. Подобново займа еще не бывало ниже тогда, когда Сенат раздавал деньги и заводы охочем людям… Подобной заем похожо на
2. Военные люди в Сибир равно нужно; сто человек тамо то, что тысечи здесь.
3. Чтоб Голиков и Шелихов одне торговали в новооткрытые места, сие прошение есть сущее монополие и исключительное торговле, противное моим правилам…», и т. д.
Впрочем, Екатерина отказала Шелихову и Голикову скорее потому, что резонно была не готова пойти на обострение тихоокеанской ситуации. Хватало проблем с Турцией, непросто было со Швецией… В Америке английские колонии восстали против метрополии, лишь в 1783 году получив независимость, и внешнеполитическая ситуация обострилась – в том числе и для России. Действовал комплекс очень разных причин, включая тайные происки Англии, которая имела достаточный опыт скрытого влияния на придворную элиту в Петербурге и на императрицу – вспомним хотя бы лейб-медика Екатерины Роджерсона…
Но главной причиной отказа были всё же «новороссийские», южные заботы императрицы. 27 марта 1788 года Екатерина писала: «Пособие монаршее теперь обращено на полуденные действия (то есть на финансирование ведущейся Русско-турецкой войны и пр. – С.К.), для которых дикие американские народы и торговля с ними оставляются собственному их жребию».
В то время действительно шла вторая екатерининская война с Турцией… И ещё впереди были взятие Очакова и Измаила, суворовские Фокшаны и победы Ушакова при Тендре и Калиакрии… Поэтому, в своё время мгновенно снарядив экспедицию Креницына – Левашова, императрица через четверть века пометила на полях доклада Комиссии о коммерции по прошению купцов Шелихова и Голикова: «Многое распространение в Тихое море не принесёт твёрдых полз. Торговать дело иное, завладеть дело другое».
Положение было неустойчиво, и Екатерина не захотела рисковать, а только отметила Шелихова и его компаньона почётными регалиями. 12 сентября 1788 года последовал Указ Правительствующего сената «городов Курска голове и купцу Ивану Голикову и Рыльска купцу Григорию Шелихову», по которому они награждались золотыми медалями и серебряными шпагами. На аверсе медалей была изображена императрица, а на реверсе выбита надпись: «За усердие к пользе государственной распространением открытия неизвестных земель и народов и заведения с ними торговли».
В том же указе имелось и нечто более существенное: от награждённых требовали представить «карты и записки подробныя всех открытых ими мест с означением, откуда островские жители получают железо, медь и другие нужныя для них вещи, тако ж с пространнейшими объяснениями о твёрдой Американской земле…».
Примерно в то же время, когда Екатерина на инициативу Шелихова отреагировала вяло, она санкционировала две экспедиции (состоявшуюся – Биллингса и сорвавшуюся – Муловского), целями которых было как раз «завладеть», да ещё и как завладеть новыми территориями, и как раз – на Тихом океане… Об этом в своём месте будет сказано.
Но почему настолько разным оказался царицын
А мутные фигуры англофилов до мозга костей Александра и Семёна Воронцовых? Эти два брата-графа отворачивали Россию к Англии на протяжении добрых тридцати лет! Первый из них был назначен послом в Лондон в 1762 году – двадцати одного года от роду. Второй пребывал там в том же качестве с 1784 по 1800 год. Отставил его уже император Павел.
Шелихов был объективно крупнейшей исторической фигурой, однако на фоне сановников – наследственных аристократов он – всего-то купец – в глазах Екатерины «не смотрелся», влиянием не пользовался. Экспедиции же Биллингса и Муловского имели влиятельных сторонников из числа тоже сановников, но мыслящих государственно, а не антигосударственно. Здесь агентам влияния было намного сложнее развернуть мысль императрицы в сторону, противоположную интересам державы, хотя по мере сил они не могли этим не заниматься. Государственная работа в поздней екатерининской России всё чаще пробуксовывала, тормозилась, и вряд ли одной только возникшей государственной ленцой Екатерины можно объяснять то бедственное положение, в каком – по свидетельству декабриста барона Штейнгеля – «флот и морская служба, равно как и самый Кронштадт, в последнее время царствования Екатерины находились»…
Расхлябанность в государстве была не только удобна дворянству и чиновничеству. Она была очень на руку всем тем, против кого мог бы обратиться флот, заботливо обшитый медью… Именно им, внешним недругам России, смертельно угрожали и сильный русский флот, и сильная Русская Америка. И именно они мощно влияли на императрицу.
Впрочем, Екатерина недаром прозывалась Великой, и великая часть её натуры всё ещё была способна подвигнуть её на разумные решения и замыслы, так что определённая поддержка начинаний Шелихова со стороны властей с годами возрастает. 30 августа 1789 года Шелихов пишет пространное деловое письмо правителю американских русских поселений шелиховской «Северо-Восточной компании» «македонскому греку» Евстратию Ивановичу Деларову. В нём он среди новостей и указаний сообщал о назначении в Иркутск нового генерал-губернатора Ивана Алферьевича Пиля, аттестовав его: «добродетельный муж». О Пиле, последовательно поддерживавшем Шелихова, позднее будет сказано отдельно, а здесь приведу следующее место из письма Деларову, где Шелихов писал:
«Ведомо вам да будет: я и Иван Ларионович Голиков прошлаго году от монархини получили великую милость и обнадежение всей компании людем в отличности ожидать великой милости монаршей. Ныне нечаянная со Шветом и протчими война помешала. Однако впредь за усердие к ползе государственной не останутца работные без награды…»
Показательно и окончание августовского письма Григория Ивановича, посвящённое, так сказать, социальной и просветительской линии Шелихова. Он писал Деларову: