Русская драматургия ХХ века: хрестоматия

Коллектив авторов

Демидьевна. То-то, продрог. Тебе бы, горький ты мой, самую какую ни есть шинелишку солдатскую. Она шибче тысячных бобров греет. Да в самый огонь-то с головой, по маковку!

Федор. Не возьмут меня. (Тихо и оглянувшись.)Грудь плохая у меня.

Демидьевна. А ты попытайся, пробейся, поклонись. […]

Федор отходит к окну. Входит Таланов – маленький, бритый, стремительный. Кажется, он не знает о возвращении сына.

Таланов. Обедать не буду. Чаю в кабинет, погуще. Демидьевна, пришей же мне, милочка, вешалку наконец.

Третий день прошу. (Заметив сына и тоном, точно видел его еще вчера.)А, Федор! Вернулся в отчий дом? Отлично.

Федор собирается ответить – ему мешает глухой, мучительный кашель. Склонив голову набок, Таланов почти профессионально слушает и ждет окончания припадка.

Отли-ично…

Демидьевна унесла шубу. Федор спрятал платок.

Давно в городе?

Федор. Вчера. (Изаученно, точно заготовил раньше.)Я доставил тебе с матерью неприятности. Извини.

Таланов. Мы тоже виноваты, Федор. Ты был первенец. Мы слишком берегли тебя от несчастий… и ты решил, что все только для тебя в этом мире. […] А болезнь твоя излечимая, Федор.

Федор. Тем лучше. Садись, сочиняй рецепт.

Таланов. Он уже написан, Федор. Это – справедливость к людям.

Федор. Справедливость? (Возгораясь темным огоньком.)А к тебе, к тебе самому справедливы они, которых ты лечил тридцать лет? Это ты первый, еще до знаменитостей, стал делать операции на сердце. Это ты, на свои кровные копейки, зачинал поликлинику. Это ты стал принадлежностью города, коммунальным инвентарем, как его пожарная каланча…

Таланов (слушая с полузакрытыми глазами).Отлично сказано, продолжай.

Федор. И вот нибелунги движутся на восток, ломая все. Людишки бегут, людишки отрезы вывозят и теток глухонемых. Так что же они тебя-то забыли, старый лекарь, а? Выдь, встань на перекрестке, ухватись за сундук с чужим барахлом: авось, подсадят. (Изашелся в кашле.)Э, все клокочет там… и горит, горит.

Таланов. Не то плохо, что горит, а что дурной огонь тебя сжигает.

Ольга приоткрыла дверь.

<…> Ольга. Папа, извини… там Колесников приехал. Ему непременно нужно видеть тебя.

Таланов (с досадой).Да, он звонил мне в поликлинику. Проси. (Сыну.)У меня с ним минутный разговор. Ты покури в уголке.

Федор. Мне не хотелось бы встречаться с ним. Черный ход у вас не забит?

Ольга. Зайди пока за ширму. Он спешит, это недолго.

Федор отправляется за ширму.

(Открыла дверь.)Папа просит вас зайти, товарищ Колесников.

Тот входит в меховой куртке и уже с кобурой на поясном ремне. Он тоже лобаст, высок и чем-то похож на Федора, который из-за ширмы слушает последующий разговор.

Колесников. Я за вами, Иван Тихонович. Машина у ворот, два обещанных места свободны. (Ища глазами.)У вас много набралось

вещей?

Таланов. Я не изменил решения. Я никуда не еду, милый Колесников. Здесь я буду нужнее.

Колесников. Я знал, что вы это скажете, Иван Тихонович.

Ольга (тихо, ни на кого не глядя).Времени в обрез. Небо ясное, скоро будет налет.

Таланов (Колесникову).Торопитесь, не успеете мост проскочить… Ну… попрощаемся!

Колесников не протянул руки в ответ.

Вы ведь тоже уезжаете?

Колесников (помедлив).Нас никто не слышит… из соседней квартиры?

Таланов. У нас булочная по соседству.

Ольга хочет уйти.

Колесников. Вы не мешаете нам, Ольга. (Таланову.)Дело в том, что… сам я задержусь в городе… на некоторое время. Я член партии и, пока я жив…

Таланов. Вот видите! (В тон ему.)Я тоже не тюк с мануфактурой и не произведение искусства. Я родился в этом городе. Я стал его принадлежностью… (для Федора),как его пожарная каланча. И в степени этой необходимости вижу особую честь для себя. За эти тридцать с лишком лет я полгорода принял на свои руки во время родов…

Колесников (улыбнувшись).И меня!

Таланов. И вас. Я помню время, когда ваш отец был дворником у покойного купца Фаюнина. (Иронически.)Постарели с тех пор, доложу вам. Мало на лыжах ходите.

Колесников (взглянув на Ольгу).Ну, теперь будет время и на лыжах походить.

Федор задел гребень Ольги на столике. Вещь упала.

(Насторожился.)Нас кто-то слушает там… Иван Тихонович.

[…]

Таланов (смущенно).Вы не знакомы? Это Федор. Сын.

Федор. Когда-то мы встречались с гражданином Колесниковым. В детстве даже дрались не раз. Припоминаете?

Колесников. Это правда. У нас в ремесленном не любили гимназистов. (С упреком Таланову.)Не понимаю только, что дурного в том, что сын… после долгой разлуки… навестил отца!

Федор. Ну, во-первых, сынок-то меченый. Тавро-с! А во-вторых, прифронтовая полоса. Может, он без пропуска за сто километров с поезда сошел да этак болотишками сюда… с тайными целями пробирался?

Ольга. Чем ты дразнишь нас, Федор? Чем?

Колесников. Вы напрасно черните себя. Вы споткнулись, правда… но, если вас выпустили, значит, общество снова доверяет вам.

Федор. Так полагаете? Ага. Тогда… Вот вы обронили давеча… что остаетесь в городе. Разумеется, с группкой верных людей. Как говорится – добро пожаловать, немецкие друзья, на русскую рогатину. Пиф-паф!.. Так вот, не хотите ли взять к себе в отряд одного такого… исправившегося человечка? Правда, у него нет солидных рекомендаций, но… (твердо, в глаза)он будет выполнять все. И смерти он не боится: он с нею три года в обнимку спал.