Русская драматургия ХХ века: хрестоматия

Коллектив авторов

Первая служащая. Ах, это ужас!.. Этот неофициальный музыкант оказался примиренцем, он нашу идеологию упростил!.. Вы понимаете?

Разговор среди собрания.

– Кошмар!.. Я говорил, что интервенция будет..

– Документы! Документы проверьте!.. хватай его за документ!

– Окружите их несокрушимым единством рядов!

– Это формальное заблуждение – он должен отречься от своего безобразия!..

– Дайте ему плюху, кто поближе! <…>

– А-а, давай-давай-давай погорячей!.. Потеха, сукины сыны!

– Теперь, товарищи, нам нужно сплачиваться!

–

Следите друг за другом!

– Не доверяй себе никто!

– Считай себя для пользы службы вредителем!

– Карайте сами себя в выходные дни! <…>

Алеша. Отчего я не стал железным! Я был бы верен вам навсегда! <…> Вы правы кругом! А я ничто, меня больше нет на этом организованном свете. <…>

Щоев. Ты выдумывал без руководства, и твои предметы работали наоборот. Где ты раньше был – я б возглавил тебя!

Алеша. Я сознаю себя ошибочником, двурушником, присмиренцем и еще механистом. Но не верьте мне. Может быть, я есть маска классового врага! А вы думаете редко и четко, вы – умнейшие члены! А я полагал про вас что-то скучное. Что вы плететесь в волне самотека, что вы бюрократическое отродье, сволочь, кулаческая агентура. Фашизм. Теперь я вижу, что был оппортунист, и мне делается печально на уме. <…>

Мюд. Зачем ты испугался этой гнусной прослойки? Ведь я осиротею без тебя. Я не подниму одна шарманку и не дойду по такой жаре до социализма!.. Алеша, товарищ Алеша!..

Алеша плачет. Все молчат.

[Неожиданно для всех Мюд вынимает револьвер, подаренный ей Сереной, и направляет его на собрание.]

Мюд. Кончайтесь! Вы социализм будете мучить!.. Лучше я вас замучаю!

Щоев. Сейчас, товарищ женщина. Дай бумажку – я заявление напишу. Что отрекаюсь от ошибок.

Евсей (ничтожным голосом).У нас чернила нету, Игнат Никанорович. Попроси гражданку девушку обождать. Мы ей расписку дадим, что согласны кончаться.

Щоев. Печального хочу. Алеша. Сыграй нам марш.

Мюд. Скорее. У меня рука уморилась.

Щоев. Евсей, поддержи руку гражданке.

Евсей бросается к Мюд. Мюд стреляет в него. Евсей падает и лежит неподвижно. Мюд направляет револьвер на Щоева. Собрание инстинктивно делает шаг в сторону Мюд.

Мюд. Спокойно. У нас некогда могилы рыть!..

Собрание замирает.

Щоев. От лица пайщиков выражаю благодарность товарищу женщине за смерть этого (указывает на Евсея)тайного гада.

Мюд (Щоеву).Я тебе слова не давала.

Щоев. Извиняюсь. Но разрешите мне тогда попечалиться. Алеша, отпусти мне, пожалуйста, что-нибудь из музыкального напева! <…>

Евсей (лежа).Чтой-то, Игнат Никанорыч, я не кончусь никак.

Щоев. А ты, Евсей, помаленьку. Ты не спеши – как-нибудь управишься. Тебе что: помирать неохота?

Евсей. Да ведь раз я гад, то приходится, Игнат Никанорыч. Глядите только – не скучайте без меня.

[Алеша запевает любимую песню Мюд («По трудной веселой дороге / Идем мы, босые, пешком»). Но Мюд протестует, считая, что Алеша предал их дело и их песню. Трусливый Евсей просит Мюд взять его в товарищи, обещая стать ударником

и энтузиастом. В это время входит агент из соседнего совхоза. Он просит помощи у артельщиков: загнать разлетевшуюся птицу и вырвавшуюся из загонов рыбу назад, в свой совхоз. Евсей немедленно предлагает ему свою помощь. Мюд позволяет ему уйти. Затем она с трудом взваливает на спину шарманку и уходит.]

Стерветсен. Граждане района, я поражен наличием вашего духа!.. Я высоко оценил вашу прохожую девушку Мюд! <…> Слушайте меня, маленькая госпожа. Разрешите приобрести вас для Европы. Надстройка – это вы! (Мюд смеется.)Но я вас прошу. Вы ум и сердце всех районов нашей земли. В вас влюбится Запад.

Мюд (серьезно).Нет. Мне любовь не нужна. Я сама люблю.

Стерветсен. Разрешите узнать – кто у вас на груди?

Мюд. Товарищ Сталин.

Собрание (почтихором).Приветствуем.

Стерветсен. Но вашему государству необходимы дирижабли, а мы можем подарить целую эскадру воздушных кораблей.

Опорных. Бери, девка.

Мюд. Не хочется что-то. Мы пока пешком будем жить.

[После ухода Мюд разгневанный Стерветсен обвиняет всех в обмане. Он швыряет в лицо артельщикам их циркуляры и вместе с Сереной сдирает с присутствующих свои вещи. Пока они раздевают Щоева, тот равнодушно читает одну из бумаг, выброшенную Стерветсеном.]

Щоев. Остановитесь граждане, нас, оказывается, уже нету. <…> (Читает.)«…Ваша Песчано-Овражная коопсистема с сего апреля месяца обращается к ликвидации. Заброска промтоваров, равно и хлебофуража, прекращается. Основание: означенный населенный пункт сносится, ради промышленной эксплуатации подпочвы, в которой содержится газовый угар…» (К собранию.)Не понимаю. Как же мы были, когда нас давно нет?!

Клокотов. Так ведь мы утром, стало быть, дышали, Игнат Никанорович! Как же тут поймешь: сознательно ты существуешь или от угара?!

Щоев (задумчиво).Газовый угар!.. Вот она, объективная причина несознательности районного населения.

Головалов. А что ж теперь нам-то делать, Игнат Никанорович? Ведь объективных причин, люди говорят, нету, а есть одни субъекты.

Щоев. Объектов нету, говоришь?.. Тогда организуй самобичевание, раз ты субъект. <…>

[В это время на улице раздается стук топоров, и задняя часть учреждения падает. Появляются двое рабочих, которые упрекают собрание («А нам говорили, что тут давно чистое место и никого нету… Вы нам весь путь загородили»). Где-то вдалеке торжественно звучит шарманка. Торжественная музыка.]

Мюд (поет вдалеке).

В страну далекую Собрались пешеходы, Ушли от родины В безвестную свободу. Чужие всем – Товарищи лишь ветру… В груди их сердце Бьется без ответа.

<…> Стерветсен и Серена одиноко стоят средиликвидированного, поверженного учреждения.

Серена. Папа, что все это такое?

Стерветсен. Это надстройка души. Серена, над плачущей Европой.

1930

Н.Ф. Погодин (1900–1962)