Русская фантастика 2012
Шрифт:
Не помогло.
Иерей прикрыл глаза, надеясь, что кошмар исчезнет. А гости решили, что батюшка отошел ко сну, и вернулись на места. Торги продолжились.
Когда Варсава пришел в себя повторно, то встал и окинул взглядом благородное собрание. Оно напоминало бал-маскарад: уличные гопники, дешевые проститутки, глупые солдафоны, больничные пациенты, геи, рыночные торговцы, побирушки в лохмотьях… От разнообразия костюмов рябило в глазах, а запах шел, как от мясокомбината.
На сцене по-прежнему стояла картина Тициана. Расфуфыренный Чреславский порхал возле нее, облизываясь длинным черным языком. Толпа нечисти собралась вокруг шедевра,
— Стойте! — возопил Варсава и кинулся в вонючую гущу. — Не сметь!
Он прорывался к картине, расталкивая нечеловеческую массу и получая удары в ответ. Спотыкался, падал, чувствовал подошвы на лице и опять вставал. Впереди уже виднелась рогатая голова ведущего, когда Варсава увяз в сплетении податливых рук и кислых подмышек.
Его подхватили и уволокли прочь из зала.
Несли небрежно — роняя, наступая и пиная. Иерей перестал сопротивляться, силы покинули его, он превратился в грузное чучело, готовое хоть к сожжению на Масленицу. Кстати, совершенно языческий обряд. Но те, кто пленил Варсаву, были даже не язычниками, а натурально порождениями ада. Странно, как раньше никто не заметил их внутренней сущности. Или замечали, но не смели сказать, потому что сами такие же?
Варсаву занесли в темную подсобку, где томились швабры, ведра, банки с краской и прочая хозяйственная утварь. Иерей из последних сил хотел освободиться, вырвал из лап пленителей руку и ногу, но его схватили за волосы, задрали голову и связали руки епитрахилью, а ноги — рясой. Бросили в пыльный угол, закрыли дверь и ушли.
В голове шумело от выпитого и произошедшего. Отчаяние накрыло Варсаву тяжестью скорбных мыслей. Таким он не помнил себя со времени, когда понял, что журналистика в его исполнении — чистой воды лицемерие; что он не может говорить открыто и выражать собственные мысли; что пора очиститься и отойти от дел мирских.
Тогда он ушел в божью обитель, теперь решил обратиться напрямую к господу.
Повалился набок и начал биться виском о пол, чтобы включить серьгу блютуза. Телефон лежал в переднем кармане джинсов — Варсава ощущал его бедром.
После безуспешных попыток на виске проступила кровь, а в ухе зазвучал вожделенный сигнал вызова.
— Алло, господи, ты меня слышишь?
На том конце заскрипело, раздалось тяжелое дыхание. После паузы низкий надменный голос ответил:
— Слышу, сын мой.
Варсава перевернулся на спину, смежил веки и зашептал молитву:
— Прости, господи, что обращаюсь к тебе произвольно, не по каноническому тексту. Но мне кажется, с тобой нужно разговаривать от души, не по-писаному. Каково тебе каждую секунду слушать от миллионов людей одно и то же… — Иерей откашлялся и продолжил: — Вокруг меня сплошное лицемерие, господи. Спасибо тебе, что дал возможность увидеть это. Я и сам лицемер, отче, моя вера в тебя — всего лишь работа, хороший бизнес. Я обманываю, чтобы заработать, спекулирую. Когда обвешивают в магазине, это кража, но от нее никто не умрет. А мы обвешиваем души — придерживаем чаши весов, ставим легкие гирьки и живем с мелкого базарного навара. Стыдно признаваться, господи, но еще страшнее жить за таким прилавком. — Спина заныла, и Варсава повернулся на бок. — Знаю, господи, что это наказание мне — лежать связанным в чулане муниципальной галереи, окруженным порождениями тьмы, без права выбраться из их порочного круга. Знаю и то, что заслуживаю более сурового наказания. Однако прошу тебя,
В трубке громко выдохнули, где-то вдалеке заиграла ангельская музыка. Варсава с жадностью и дрожью в теле внимал.
— Спаси меня, господи! — не выдержав, повторил иерей.
— Спасу, болван, — ответили с того конца и повесили трубку.
Окрыленный словом божьим, Варсава, терпя боль, несколько раз перекатился, как рулон, и оказался возле двери. По ту сторону играл живой диксиленд, едва перекрывая гомон людей. Видимо, аукцион закончился, гости развлекались в холле галереи. К своему удивлению, Варсава почувствовал, что руки свободны — епитрахиль сползла с запястий.
Не иначе, как чудо господне!
Он высвободил и ноги, отбросил рясу в угол и достал телефон, чтобы посмотреть последний набранный номер. На экране была сплошная темнота, как ни верти — включилась камера, которой Варсава теперь снимал темень чулана. Бледный отблеск подсветки боролся с мраком и вчистую проигрывал.
Это знак! Вот твое оружие, Ломаев, воюй!
Хлипкую дверь с китайским замком он вынес со второй попытки. Держа перед собой телефон с включенной камерой, поставленной на запись видео, Бугай ринулся через коридор на звуки оркестра.
В холле исступленно веселились вурдалаки. Городской голова слизывал порошок с объемной груди начальницы культуры, а она совала руку ему в ширинку. Мужественный генерал милиции в танце обнимался с Чреславским — оба закатили глаза от истомы. За столиком у окна трое играли в карты — очевидно, на желания, потому что один из картежников вдруг стал на четвереньки, задрал «лапу» и помочился на ножку стула. Видевшие эту шутку ржали всем табуном.
Варсаву с телефоном в вытянутой руке заметили, истошный визг директора галереи перекрыл гам и заставил оркестр смолкнуть:
— Вали попа!
Упыри помоложе бросились выполнять приказ — подскочили к Варсаве, но при направлении на них объектива камеры остановились, зашипели и захрюкали. Иерей повернул телефон в другую сторону — произошло то же: нечисть укрывалась за мебелью, падала на пол, как при взрыве, или просто отворачивалась.
Варсава крутился волчком, отмахиваясь телефоном, и потихоньку пробивался к выходу. На первом этаже обросший шерстью дикарь в гламурной набедренной повязке изловчился и схватил иерея за ногу. Варсава несколько шагов тащил за собой эту сволочь, потом направил на дикаря объектив и щелкнул затвором. На экране появилась фотография вцепившегося в ногу молодого человека в узких брюках и рубашке с неимоверно широким воротом. Варсава узнал дикаря — мелкий чиновник городской Управы, должность увязалась за ним по наследству. Пока врага рвало, Варсава увеличил отрыв от хлюпающей по пятам погони и подскочил к парадному выходу.
Дверь оказалась запертой. Через секунду она открылась, в проеме появился тот же охранник в штатском.
— А вы не изменились, — удивился Варсава. Громила действительно остался в прежнем виде.
— Спасибо, — ответил охранник в растерянности, будто услышал комплимент. Но тут же одернул пиджак и сменил тон: — Выходить не положено. Закрытое мероприятие.
Иерей сунул охраннику под нос телефон с включенной камерой. Громила посмотрел на аппарат и ухватил Варсаву за грудки. Сзади набросились упыри и свели руки за спину.