Русская фантастика – 2017. Том 2 (сборник)

Гелприн Майкл

Я ответил: «Сплю…»

Но я врал. Я обнимал ее.

Ее руки были везде, и мои руки были везде.

Мы не находились в каком-то конкретном времени, цифры ничего не означали. Алмазная просто шептала: «Спи…» и я отвечал: «Сплю…»

Мы уже уловили ритм.

«Спи…»

«Сплю…»

«Спи…»

«Сплю…»

В черной тьме Алмазная вся горела.

И я сразу же отвечал на каждое ее движение.

3

Ури Юста мы нашли на самом дне колодца.

Пенсер сидел на камне во тьме, впрочем, теперь не

полной.

Лазурный как небо, он никак не мог поверить, что мы все же пришли.

Он не верил свету фонарей и ровному лазурному сиянию, которым был охвачен. Местные гидрогеологи, воспользовавшись ливнем, слили сверху в подземный колодец специальный раствор, чтобы установить систему прихотливых пещерных стоков.

Пенсера интересовало другое.

«Кто живет вон в тех домиках?»

Чтобы понять Ури Юста, мы выключили фонари.

«Вон там, – еще раз указал он. – Это ведь там окна светятся?»

Мы смотрели во все глаза, но ничего не видели. Подземная тьма была плотной и абсолютной, как время. «А эти цветные ткани на стенах. Кто их развесил?» Пенсер ясно видел во тьме какие-то цветные полотнища и не верил нам. Алмазная сжала мне руку. Я ответил. Пять лет назад на дне темного подземного колодца я точно знал, что она будет со мной всегда.

Первой поднималась Алмазная.

Я страховал пенсера Ури Юста снизу.

Алмазная торопилась добраться до страховочного троса, оборванного на глубине примерно ста пятидесяти метров. Это оказалось вовсе не легким делом. Ури Юст провел под землей почти сутки, он здорово потерял в весе. Измученный, он казался мне немощным стариком, но кто в таких условиях не покажется старым? К тому же он оказался цепким, как паук.

Тьма и тяжелое дыхание.

Ни цветных полотнищ, ни светлячков.

Ни фосфоресцирующих домиков, ни звезд в небе, ни самого неба – ничего в колодце над нами не было.

4

Возможно, вдруг вспомнил я, друг сердешный Тарвоган тоже кого-то ждет под землей, видит цветные полотнища и освещенные окна. Интересно, спускалась когда-нибудь в подземные колодцы пенсер Ида Калинина? Голосок у нее поистине ангельский, вот почему я не верил в ее миссию. С таким ангельским голоском никто ее не отпустит даже оттуда.

«Зачем Счастливчик идет в пустыню?»

Алмазная покачала головой: «Спроси его сам».

«Конечно, я спрошу. Но не понимаю. Ему сто семьдесят. Ну, пускай почти сто семьдесят. Пенс на излете. Эти Ири, они все жили так долго, ты сама говорила. Значит, жизненные резервы Счастливчика на исходе?»

Алмазная молча кивнула.

«Почему же он не ушел раньше?»

«Не так легко найти нужных спутников».

«И ты решила разыскать меня?»

«Я знала, ты согласишься».

«Разве я согласился?»

«А разве нет?»

Снежный поток рассыпается.

Над ним встают высокие ледяные радуги.

Неприступная вершина ведет низкую басовую ноту.

Я смотрел на Алмазную и неистово хотел ее, как тогда в пещере.

Опять нависает над нами каменный свод.

Разве мы этого боимся? Что изменилось? «Я ушла сама». Почему? Как этот темный каменный свод накрыл нас? Раскачай его, Алмазная. Нам опять ничто не мешает. Мне тридцать пять, а Счастливчику все сто семьдесят. Бибай. С меня будто груз свалился.

«Ты вернешься», – негромко произнесла Алмазная.

«А Счастливчик? Он тоже вернется?»

«А ты еще не понял?»

«Что я должен понять?»

Алмазная взглянула на меня почти с ненавистью.

«Ты вернешься. Именно ты. Неужели тебе непонятно?»

Она смотрела на меня, как Хубилган когда-то смотрел на проводника-идиота.

Караван будет идти. «Ты вернешься». Будут звенеть бубенцы, рвать сердце, пыль забьет горло. «Именно ты». Перепончатокрылые закроют рыжее злое солнце. Куда идет караван? Не спрашивай меня, Лунин. Разве обязательно должна быть цель? Ты в большой игре. Биомасса вытесняет биомассу, так задумано изначально. У природы нет никаких проблем. Проблемы возникают у биомассы, когда она осмеливается и начинает мыслить. Время. Климатические удары. Пыль и плесень, опавшие листья. Все сметает с дороги время. И когда мы движемся в одном направлении, все равно идем не к одной цели.

5

Вслух я сказал: «Ты останешься со мной».

А она вслух ответила: «Вы еще не вернулись».

Что ж, меня это устраивало. На Южном взгорье было так же.

Бивак в пещере над колодцем был разбит не нами, палатку и спальный мешок оставил на подземном выступе пенсер Ури Юст. У нас не было связи, но мы вовремя увидели обрывки лестницы и поняли, что он отсиживается в колодце. Никто заранее не может знать точно, чем закончится игра. «Спи…» Алмазная вся пылала. «Сплю…» Скалы раскачивались от наших стонов. Если бы пенсер Ури Юст мог слышать там, внизу, он понял бы, кем заселены подземные жилища.

Я перехватил взгляд Алмазной.

Она смотрела в сторону игровой площадки.

Негромкие голоса и пение гологоловых сирен сливались теперь в бесконечно протяженную мелодию, как тогда – в подземном колодце. Бух зуйл. Там все раскачивалось от наших стонов. Каменные стены и каменная кровля. Сайхан байна. Там ревел, выпуская воздух, сифон, ужасно вздрагивали скальные основания.

«Что?» – тревожно спросила Алмазная.

«Разве можно уйти к человеку с такой тяжелой челюстью?»

«Сайн орой. О чем ты? Что ты говоришь?» – изумилась Алмазная.

Конечно, я ответил. Зачем мне скрывать? Этот доисторический проконсул…

Алмазная изумилась еще больше, и меня снова кольнула боль. Ну, ладно, не к проконсулу, я ошибся. Проконсул, конечно, не имеет никакого отношения к Алмазной, но тогда кто? Я смотрел на пенсеров, столпившихся вокруг игровой площадки. Тууний унаж хаах. Пел Одиссей – крепкий, хромой. Седые дреды, фиолетовое тату на голом сильном плече. Цэвэр морон. Такой Одиссей годами бродит по свету, а Пенелопа ждет. И ты будешь ждать меня, Алмазная.