Русская гейша. Во имя мести
Шрифт:
– Ты необыкновенно красивая, – пробормотал он.
Потом взвалил меня на плечо, как мешок с рисом, и отнес в спальню. Едва моя голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.
Открыв глаза, я поняла, что уже давно день. Потянувшись, перевернулась на другой бок и с изумлением увидела на подушке красную розу. И тут вспомнила о событиях прошлой ночи и об Антоне. Я села, протирая глаза, и прислушалась. Но в номере кроме меня никого не было.
– Вот тебе и Антон! – рассмеялась я. – Ушел и даже не попытался воспользоваться тем, что девушка пьяна в стельку!
Мысль проверить сохранность моих денег даже не пришла в голову. Этот парень не вызывал у меня никаких опасений. Более того, мне хотелось продолжить с ним знакомство. К тому же ярко-алая роза, лежащая на подушке
Свиток третий. В мире цветов и ив
Занятия были индивидуальными и напомнили мне лекции в нашем культпросветучилище. Я приехала в Асакусу, нашла указанный дом, поднялась на второй этаж и зашла в обычную на вид комнату, обставленную по-европейски. Госпожа Цутида ждала меня, сидя в глубоком мягком кресле. Одета она была в обычное шелковое платье и летние в сеточку туфельки на низкой танкетке.
– Устраивайся удобнее, Таня, – мелодично произнесла она. – Сегодня поговорим об истории. Можешь записывать, что сочтешь нужным.
Я уселась в кресло напротив, достала тетрадь и приготовилась записывать.
Из тетради лекций госпожи Цутиды:
« В 1751 году в киотосском квартале Симабара появилась первая женщина-заводила. В 1761 году в Есивара появилась первая профессиональная женщина-гэйся. Ею была Касэн из дома Огия, сначала работавшая юдзё, но выплатившая все долги и начавшая самостоятельный бизнес. В отличие от куртизанок, гейши изначально работали не только и не столько в «веселых кварталах». Мужчины вызывали их на свои дружеские вечеринки. Основное достоинство гейш – умение остроумно поддерживать беседу. Они шутили, читали стихи, пели песни, танцевали, аккомпанировали мужскому пению, затевали простые и веселые игры. Официально секс в их программу не входил, так как гейши не имели на него правительственной лицензии.
Руководят гейшами «матушки» (ока-сан), а сами они называют друг друга сестрами. Районы, в которых были общины гейш, назывались ханамати – "цветочные улицы". Раньше каждый город имел свою улицу или хотя бы дом гейш. Тогда японская семья считала для себя честью, если девушка избирала судьбу гейши. Тот факт, что родители могли себе позволить оплатить расходы дочери на обучение, заставлял окружающих относиться к ним с большим уважением.
«Мир цветов и ив», как называют свою профессию гейши, довольно жесток. Пройти все уровни обучения профессии бывает очень сложно, и многие претендентки отсеиваются на полпути. Лишь немногим майко [8] дано получить диплом гейши.
В стародавние классические дни то были молодые прекрасные создания, которых обессмертили тысячи шедевров – гравюр, оттиснутых с досок. Мы все еще видим их, стоящих под цветущими вишнями, играющих с собачками, обнимающих друг друга на мостах, со своими безупречными прическами, все в шпильках, лентах и цветах. Они существуют, заключенные в редкие одежды, хорошо подогнанные по их фигурам, балансирующие на гэта (деревянная обувь с двумя поперечными дощечками снизу), вечно движущиеся в медленных танцах с утонченной грацией».
8
майко – ученица гейши в Киото
Госпожа Цутида читала лекцию около часа довольно монотонно. Я почувствовала усталость, но ничего ей не говорила. Она, видя,
– Все-таки европейки очень изнежены, – не удержавшись, заметила она. – Наши девушки учатся по десять часов в день с одним выходным в неделю, в течение пяти лет.
– Все так серьезно? – улыбнулась я.
– И это еще приняли закон после войны, что обучение проводится только с шестнадцати лет, а до этого ученицами становились уже в десять. Пойми, Таня, что это не просто профессия, а стиль жизни. И образ мышления.
– В принципе, для того бизнеса, который задумала я, мне самой вовсе необязательно становиться стопроцентной гейшей, – возразила я.
– Трудно понять европейцев, – заметила госпожа Цутида. – Какой смысл в бутоне ириса, если он замер в своем несовершенстве и не собирается раскрываться до конца?
Занятия закончились после полудня. Мы договорились о следующем моем приходе, и я сразу заплатила за первые уроки. Я сама так решила расплачиваться за каждый день обучения. И госпожа Цутида согласилась.
Я ужасно проголодалась и по пути забежала в кайтен. Сев за стойку, я изучала многочисленные тарелочки с суши и роллами, медленно проплывающие по конвейеру мимо меня, решая, какие выбрать. Потом взяла с крабами и с лососем. Васаби и имбирь в кайтене прилагались бесплатно. С удовольствием отхлебнув светлого пива «Асахи», я принялась за еду. Мои мысли крутились вокруг услышанного сегодня. Кто бы мог подумать, что гейша – такая загадочная и сложная профессия. Нужно было обладать незаурядными способностями, чтобы стать выдающейся известной гейшей. И мужчины ценят возможность общаться с ними. И дорого ценят. Но для нашего русского менталитета будет ли интересной такая форма досуга? И тем более за такие деньги? Для себя я сразу определила, что плата должны быть очень высока, иначе бизнес теряет смысл. Здесь это составляло около тысячи долларов за вечер с опытной гейшей. И, заметьте, секс исключался. Возможно, для японского менталитета, насквозь пропитанного постоянным восхищением красотой окружающего мира и достижением гармонии, это было естественно. Но для русского? Наши мужчины, насколько я представляла, предпочитали сальные анекдоты под водочку и соленый огурец, разухабистые песни, а потом чисто животный секс без особых затей. Но, плохо зная мужчин, возможно, я и ошибалась.
Медленно прожевывая рис, я вдруг поймала себя на мысли, что совершенно забыла о конечной цели своего предприятия – мести, планы которой еще недавно я так тщательно вынашивала и лелеяла. Я усмехнулась переменчивости своей натуры. Но потом подумала, что жизнь сама все расставляет на места. И нужно просто довериться ее течению, как это обычно делают японцы.
Вечером я вновь встретилась с Антоном, причем сама позвонила ему. Он явно обрадовался и сказал, что приедет ко мне в отель, как только освободится в ресторане. Антон пользовался велосипедом. Он явился около девяти вечера и позвонил из вестибюля. Я пригласила его подняться ко мне. Антон робко вошел в номер. Глаза его были немного смущенными. Он принес бутылку абрикосового вина и коробку пирожных.
«Ишь, как потратился», – подумала я, принимая дары и приглашая его присесть.
– Хорошо вновь очутиться в нормальной обстановке, – вздохнул Антон, развалившись на диване. – А то все эти циновки на полу и татами в спальне уже порядком поднадоели. Знаешь, я иногда ловлю себя на мысли, что и размер комнаты стал определять по чисто японским меркам. – Он хохотнул. – Представь, приеду к себе в Кострому и скажу: «Н-да, что-то маловата моя комната! Всего четыре с половиной татами!» И мама упадет.
– А ты из Костромы? – удивилась я.
– Ну, да. Учился в Москве в Плехановке, но не окончил. Женился, как ты знаешь, на скрипачке. Она москвичка. А дальше видишь, все как обернулось.
Антон горестно вздохнул и открыл бутылку. Я подала стаканы. Мы выпили.
– Но какого черта ты тут торчишь? – спросила я.
– Не могу пока уехать. Ведь я муж своей жены. Я и на концерты Токийского филармонического всегда хожу, – тихо добавил он. – На нее из зала смотрю. И на кларнетиста тоже.