Русская гейша. Во имя мести
Шрифт:
– Его повесят? – с трудом сдерживая радость, спросила я.
– А как же! Не отвертится, голубчик! Кстати, Аум запретили в России и уже закрыли работу коммерческих филиалов в Москве и области. Но они, думаю, ушли в подполье.
– А зачем ты мне все это рассказываешь? – наконец поинтересовалась я.
– Да как тебе сказать, – замялся Степа. – Просто ты сейчас в таком состоянии, – продолжил он после паузы, – что можешь стать легкой добычей сектантов. У них просто нюх на таких несчастных. А тут еще Юкио вертится возле тебя.
– Ничего он не вертится! – возразила я. – Попробовал бы только! Сразу получил бы промеж глаз!
–
– Да тебе-то что за дело? – фыркнула я.
– Нравишься, – кратко сказал Степа.
Из тетради лекций госпожи Цутиды:
«Ирис – достоинство, мужество, прекрасный характер, отвага, воинская доблесть. Пурпурные и белые цветки означают благородство. Высокие стебли ириса символизируют прямоту характера. Листья напоминают по форме мечи, а это говорит о смелости.
Расставляя листья ириса в аранжировке, к зрителю следует повернуть плоскую сторону листа, а не его ребро. Острый край меча обращается лишь в сторону врага.
Нельзя использовать вместе ирис и камелию. Камелия символизирует чистоту и внезапную смерть. Ее цветок держится на ветке недостаточно прочно и может легко обломиться, а это означает гибель воина в бою».
Степан уехал, несмотря на позднее время, хотя я просила его остаться. В трехкомнатной квартире места было предостаточно.
– Ты что, меня за монаха принимаешь? – усмехнулся он, выходя из квартиры.
А я вдруг заулыбалась, почувствовав нечаянную радость от его откровенно страдающего взгляда.
Спала я отлично, впервые за долгое время. И утром, выглянув в окно и увидев, что снег прекратился, а неяркое солнце ухитрилось даже растопить его и обнажить влажную и все еще цветастую опавшую листву, я внезапно почувствовала прилив сил и желание куда-нибудь пойти и что-нибудь сделать. И мне совсем не хотелось немедленно поехать в Ракитки, как это обычно бывало со мной по утрам в последнее время.
Я тщательно вымыла голову, подвила волосы и даже слегка подкрасила глаза. Мое похудевшее большеглазое лицо стало похожим на личико японской фарфоровой куколки.
– Рашн гейша Татиана! – сказала я вслух. – А действительно, не пора ли вам покинуть свою скорлупу?
Свиток шестой. Танцы цветов на быстром ветру
Степан стал частенько наведываться ко мне. Он, как выяснилось, к двадцати семи годам уже успел и жениться и развестись. А недавно окончательно разругался со своей очередной подружкой и сейчас находился в свободном поиске. Он начал ухаживать за мной, заботиться и всячески опекать. Доходило до смешного, часто он звонил в полдень и всерьез спрашивал, не забыла ли я пообедать. Я спокойно принимала его ухаживания, он мне нравился, но сердце, как всегда,
Юкио также периодически давал о себе знать, но я инстинктивно ему не доверяла и старалась избегать общения с ним. Но именно Юкио нашел мне работу. Он позвонил где-то в середине ноября и сказал, что хочет поговорить. Ожидая от него только плохого, я настороженно выслушала его предложение. В специализированной русско-японской школе, с одной из учительниц которой, как я поняла, Юкио встречался, решили организовать танцевальный кружок. И им нужен был преподаватель. В планах было изучение не только японских национальных танцев, но и русских. И я согласилась. Занятия начинались после нового года.
– А у тебя временная регистрация? – спросил Юкио.
– Да, конечно, – ответила я, вновь насторожившись. – Елизавета Викторовна выхлопотала.
– Ну и отлично! – ответил он. – Подъезжай прямо сегодня и прихвати документы.
Я съездила в школу, которая располагалась в Замоскворечье, и обо всем договорилась с директором, моложавым подтянутым мужчиной трудно определимой национальности и возраста. Внешне он очень походил на японца, но звали его Михаил Феликсович.
– Вам трудовая нужна? – поинтересовался он.
– Наверное, – равнодушно ответила я. И, поймав его удивленный взгляд, добавила:
– Конечно, хотелось бы.
– Такой единицы у меня нет в штате, – задумчиво произнес он. – Могу оформить вас только уборщицей.
Мне было абсолютно все равно, и я согласилась, тут же написав заявление.
– И вот еще что, Татьяна…, – он замялся, заглянул в мой паспорт и добавил: – Андреевна, школа у нас очень престижная. Здесь обучаются не только русские дети, но и дети из семей работников посольства Японии, а также некоторых бизнесменов, подолгу живущих в Москве. Так что вы должны понимать, какой у нас уровень.
– Да, я все поняла, – спокойно произнесла я и улыбнулась.
Михаил Феликсович внимательно на меня глянул миндалевидными черными глазами и улыбнулся в ответ.
– Но вы прелестная и воспитанная барышня, к тому же с японскими корнями, судя по вашей фамилии и внешности, – добавил он. – Поэтому думаю, что вы именно то, что нам нужно.
– И к тому же, – сказала я, – заметьте, недавно вернувшаяся из Токио, где обучалась искусству танца и даже игры на сямисэне.
– Да что вы говорите! – непритворно обрадовался Михаил Феликсович. – А этот хитрец Юкио ничего мне об этом не рассказывал! Нуте-с, поподробнее, милая барышня!
И он откинулся на спинку высокого кожаного кресла с явным намерением послушать мой рассказ. Я на ходу придумала интересную историю о моем пребывании в Стране Восходящего Солнца. Он выслушал, выразил восхищение и в конце добавил, что если перевести правильно суть иероглифов, то название звучит, как «Страна Солнечного Корня». Михаил Феликсович был не только директором, но еще и преподавал в школе японский язык.
Очень довольная я вернулась домой и тут же увидела у подъезда прогуливающего Степана. Он бросился ко мне.
– Детка! Где ты была? Я звоню, звоню, а тебя нет!
– Вот она проблема отсутствия сотовой связи, – рассмеялась я. – Знаешь, я так привыкла к ней в Японии. Может, и у нас скоро мобильные телефоны будут у каждого?
– Будут, конечно, – рассмеялся Степа. – Но ты не ответила на мой вопрос.
– Ездила устраиваться на работу, – сказала я, улыбаясь и прикрывая глаза от вдруг повалившего снега.