Русская комедия
Шрифт:
Сначала выступал мэр Поросенков.
— Уважаемые налогоплательщики, дорогой мой электорат! — приветствовал он собравшихся. — Разрешите мне от всей души…
Губернаторские шпионы тут же навострили уши. Не осмелится ли Поросенков накануне колдыбанских выборов впасть в популизм, то есть критиковать ради своей популярности губернские власти и лично Свинокотлетова.
Оно так и случилось. Наш отважный мэр крыл губернских хапуг и особенно ненасытного Свинокотлетова от всей души. И даже колдыбанским высотным матерком.
Однако губернаторские
Слушателям это ничуть не помешало. Они прекрасно понимали, кому мэр отважно грозит кулаком и что означают его красноречивые жесты в манере азиатских торгашей на колдыбанском рынке. Все ясно и понятно, но… к делу не пришьешь.
Вот мэр уже раскланивается. Тогда и были включены глушители вздохов Ухажерова. Отважному мэру бурно аплодировали. Даже губернаторские шпионы не могли скрыть восторга. Позавидовали бы даже депутаты Госдумы, которые, поднимаясь на трибуну, думают только об одном: как бы не проколоться перед президентом. И потому обязательно прокалываются…
Затем по старой советской традиции на трибуну поднялся «красный» директор орденоносного сажевого комбината Непужайбабко:
— Позвольте заверить, что труженики…
Далее все было слово в слово, как и при советской власти. С той лишь разницей, что вместо родной Коммунистической партии, родного Советского правительства и дорогого Политбюро верноподданный Непужайбабко с чарующим хохлацким акцентом славил родной МВФ (Международный валютный фонд), родную ВТО (Всемирную торговую организацию) и дорогой ВКЭС (Всемирный картель экспортеров сажи).
«Красный» директор пообещал всему белу свету, во-первых, повышение качества своей продукции. Колдыбанская сажа будет еще чернее! Во-вторых, орденоносный комбинат гарантирует и количество. Колдыбанские труженики готовы завалить своей сажей хоть белоснежные Альпы, хоть Кордильеры, хоть Гималаи. Можно всё сразу. Колдыбанские передовики сделают это с чувством высокой ответственности, а равно с чувством высокой гордости за то, что мир от их сажи станет еще чище и светлее…
И вот лучший церемониймейстер города Тигран Леопардов, изображая голосом по системе Станиславского тысячу положительных эмоций, выкрикивает в микрофон:
— На сцену приглашаются единомышленники и соратники нашего любимого Луки Самарыча. Незабвенного и легендарного. Прошу ваши аплодисменты!
Пляж разразился бурной овацией.
Ну что ж, начнем, пожалуй. Кажется, так говорил Евгений Онегин перед тем, как ухлопать ни за что ни про что своего дружка Ленского.
Но сначала, как обычно, послушаем колдыбанскую былину-легенду.
Глава девятнадцатая
И вот вышли к народу — повествует легенда-былина — лихие удальцы из знаменитого «Утеса».
— О достославные сыны
Естественно, и вид они имели соответствующий. То есть очугунели, подобно монументам на пьедестале. Залюбуешься.
— О достославные! — повторно вскричали монументы-удальцы. — Сегодня в предрассветный час, когда вы все еще смотрели сладкие сны и сновидения, выходили мы да натощак, да на высокий на берег крутой.
— Выходили да кланялись до земли Волге-матушке, да говорили ей от вашего имени слова жалостливые: «Ой ты, гой еси, река наша великая! Ой да пожалей ты нас, сиротушек! Да ты верни нам, возврати нашего Луку Самарыча! Очень уж народ честной по герою по своему тоскует».
— И отвечала нам великая наша река: «Ой вы, гой еси, чада мои, чадушки! Непростая ваша просьба ко мне, неслыханная. А потому соберите на брегах моих во полдень да честной народ колдыбанский. Говорить буду с ним. Да по душам, да по уму, да по трезвости».
Честной народ внимает своим ходатаям с полной ответственностью. Мороженое спешит побыстрее доесть, лимонад допить, штаны поддернуть, рот пошире раскрыть, чтобы ни одно слово Волги-матушки мимо не пролетело.
— Поклонимся же до земли нашей великой реке-матушке! — призывают колдыбанские ходатаи и поворачиваются к Волге передом, а к народу — задом. — Говори, Волга! Слушаем твое слово материнское.
И рекла великая река своим журчащим волжским говором:
— Ах вы, чадушки мои неугомонные да непоседливые! И чего вам всё не хватает? Уж и сажа-то у вас самая черная в мире. И по вредным выбросам вы впереди планеты всей. И Колдыбанто ваш — дыра, какой во всей Галактике не сыщешь. А вам всё неймется. Всё новые и новые чудеса вам подавай. Лучше бы городские очистные сооружения наладили, а то сливаете в великую реку просто ужас что. Так бы и утопила вас всех в этой дряни!
Упрек не без основания.
Лучший тамада Средней Волги делает знак, и дисциплинированная колдыбанская публика скандирует что твои «Лужники» на футбольном кубке:
— Вол-га! Вол-га! Вол-га!
— Га-га-га! — ворчливо передразнивает та своих неугомонных и ненасытных на чудеса чадушек. — Вы хоть понимаете, горюшко мое луковое, чего требуете? Утопленника через две недели оживить!
— Покажем Волге-матушке, что не посрамим чести колдыбанской! — снова призывают ходатаи.
И снова колдыбанцы вдохновенно твердят:
— Вол-га! Вол-га! Вол-га!
— Вот вам и га-га-га, — опять ворчит Волга, словно перед закрытым наглухо шлюзом. — Ишь какие вы у меня гуси лапчатые! А я вот, старая, не возьму в толк: в каком же виде-образе вернуть вам Самарыча. Каким должен быть в наше время легендарный герой?
— Вол-га! — сразу реагирует берег. — Вол-га! Вол-га!
— Ну ладно, — задумчиво молвит великая река. — Давайте сделаем так. Покажите вы мне, мои удальцы, моя отрадушка рассольная, кто на что из вас способен. Каковские вы, таков и герой у вас будет.