Русская комедия

Князев Владислав

С какой стати этот монстр заявился сюда как снег на голову? Что он затеял?

— Уважаемые сограждане! — твердо заговорил костюмно-галстучный Хлюпиков. — Позвольте вас спросить: кого вы тут слушаете? Кто такие эти люди?

— Это — удалые соратники нашего легендарного героя Луки Самарыча, — аттестовал нас ведущий Леопардов хорошо поставленным голосом, но явно запинаясь, так что мнительный режиссер Станиславский непременно бы обрадовался: «Не верю!»

— На Самарской Луке верят на слово, — усмехнулся новоявленный инспектор, куда более тонкий, чем знаменитый столичный режиссер, и тонко уточнил:

— Верят тому,

кто красиво загибает и при этом не тонет. Вот я и хотел бы проверить этих якобы удальцов-соратников. Не сорвутся ли они на крутом повороте? Что скажет публика?

— За! — не задумываясь, согласилась честная колдыбанская публика, охочая до всяких удивительных представлений, тем более задаром.

Вот это поворот! Мы очугунели, подобно монументу, который стащили с пьедестала, решив, что нечего ему гордо пылить на площади, а пусть пылится где-нибудь в уголке в заводском музее.

А монстр заводился, как на воскресном базаре или как на советском митинге.

— Здесь и сейчас совершилась удивительная Колдыбанская быль: Лука Самарыч восстал от смерти к вечной легендарной жизни, — распинался монстр. — Восстал, но… почему-то не спешит явиться перед лицо родного Колдыбана и родной эпохи? Очевидно, тут есть какая-то особая причина. Если собрание не возражает, я назову ее.

— За! — радуется, как дитя на новогодней елке, любопытный Колдыбан.

— Дело в том, — охотно продолжил выступальщик с двойным виндзорским узлом, — что удивительная колдыбанская быль еще не дошла, точнее — не доведена до истинно победного конца. Расставаясь с верными соратниками-удальцами, Лука Самарыч дал им свой особый атаманский завет…

— Если эти люди — действительно соратники Луки Самарыча, — и он погрозил нам пальцем, как базарным спекулянтам, — они должны знать, о чем идет речь.

Читатель, наверняка, помнит ту околесицу, которую нес Лука Самарыч, то бишь сторож Хлюпиков, после того как сдуру подписал ахинею, то бишь исторический приказ № 13. Мы, конечно, тоже помнили всё слово в слово, но как нормальные люди не хотели и не собирались вспоминать.

— Может быть, Лука Самарыч оставил нам еще и атаманский клад? — попытались отшутиться мы, хотя и по-московски, то есть плоско. — И кто вы, собственно говоря, такой? Если мы не ошибаемся, то вы — Еремей Васильевич Хлюпиков. Не более чем пенсионер и ночной сторож. Насколько нам известно, герой Самарской Луки, наш любимый Лука Самарыч не знал никакого сторожа Хлюпикова. Во всяком случае, мы никогда не видели их вместе.

Вот так, ночной сторож-совместитель! Сделай, пожалуйста, официальное заявление, что ты являлся врио героя Самарской Луки. Но тогда почему ты не на дне Волги? Кого ты отправил в пучину вместо себя?

— Я, Еремей Васильевич Хлюпиков — действительно всего лишь сторож, — охотно подтвердил галстук, завязанный двойным виндзорским узлом. — Но… у меня есть свидетель того, как Лука Самарыч расставался со своими верными соратниками.

— Атас! — раздался тут же знакомый голос, приводящий в истерику даже барабашек.

Мы увидели, как из железных рук оперативника Трехкулачного, который берется на спор ловить руками в Ниле крокодилов, выскользнул, как обмылок, Антоша Добронравов. Вон он уже на помосте.

— Я — свидетель! — звонким и чистым голосом, каким отличники излагают на пять хоть химию, хоть алгебру, объявил трижды второгодник.

— Ну? — по-учительски

потребовало честное собрание.

— Свидетельствую, — затараторил чудище-подросток так складно, будто ему пообещали пачку «Мальборо». — Расставаясь со своими верными соратниками, Лука Самарыч завещал им выйти на берег Волги и совершить давно обещанный подвиг во славу эпохи. Такой подвиг, который им подскажет удалое колдыбанское сердце и особая колдыбанская смекалка. Но обязательно — легендарный. Суперподвиг. Чтобы весь мир ахнул от удивления, а они, лихие удальцы, автоматически вошли вослед за Лукой Самарычем в легенду. Чтобы снова быть с ним вместе и теперь уже навсегда… А верные соратники отвечали ему коротко и ясно: «До скорой встречи в легенде».

— Вот оно как должно быть! — возликовал Хлюпиков.

— И если эти люди на почетном помосте — наследники чести героя, то чего они мешкают? На берег Волги-матушки судьба их уже вывела. Остается совершить легендарный подвиг, от которого ахнет весь мир. Ну?

Эх-ма! Случилось бы услышать такую ахинею древним Афинам или нынешней Москве! Освистали бы этого выступальщика. Так, что получил бы инвалидность по полной глухоте аж на четыре уха. Закидали бы гнилыми помидорами. Так, что ни одна химчистка не приняла бы ни костюм, ни галстук, ни самого клиента голышом. Даже по спецтарифу.

Но увы, сейчас мы на Самарской Луке. Неси, выступальщик, хоть какую чушь и абракадабру. Только загибай. Круче крутого кипятка. Все и вся готовы всегда развесить уши до земли. А то и ниже: до самого дна траншеи-оврага на центральной колдыбанской улице.

Мы очугунели. Как монумент, который не только стащили с пьедестала на площади, но раздумали ставить даже в цеховом музее.

— Что означает это молчание? — усердствовал ворон с виндзорским ошейником, тыча в нас пальцем. — Может быть, эти люди только внешне похожи на соратников Луки Самарыча? Может быть, они даже и были все время рядом с ним. Слышали его вдохновенные речи об Особой Колдыбанской Истине. И даже старательно поддакивали ему. Но…

— …но только притворялись единомышленниками героя. Чтобы иметь предлог выпить свой коронный третий стакан. Ведь они умрут, если не выпьют бутылку до дна.

Мы молчали и чугунели. Как монумент, который не только раздумали пристроить в каком-нибудь дальнем пыльном углу, но вообще отправили на металлолом. Зато сторож Хлюпиков каркал на зависть партийным генсекам и базарным спекулянтам.

— Там, за Молодецким курганом, Лука Самарыч кличет своих верных удальцов. И если эти люди в такой момент не слышат властного и вдохновенного веления сердца, то пусть покинут берег Волги-матушки. Как обычные сподвижники… бутылки, иначе — собутыльники. И пусть ноги их больше не будет в «Утесе». В этой легендарной колыбели Луки Самарыча. Как пить дать!

— Ква, ква, ква… — противной лягушкой поддержали нашего обличителя лицемерные Жигули.

Вот такие дела, читатель. Посочувствуй нам хоть ты. Выждал-таки толстопузый монстр свою игру. Подкараулил нас из-за угла на повороте. Отыгрался. Смазал наше удивительное суперпредставление. Под самый под занавес.

А что же честное собрание, достославные наши земляки? Неужто не понимают, чего добивается пузатый монстр-провокатор!

— По-двиг! По-двиг! — скандирует честное Колдыбанское собрание, провоцируя нас на неслыханное безумство. — Су-пер! По-двиг!