Русская комедия
Шрифт:
— Стоп, мужики! — горячо и вдохновенно заговорил неизвестный Краснощеков. — Я присягаю вашей Особой Истине! На ледоход! Немедленно. Буквально сию минуту!
Ух ты, какой прыткий! Погоди, давай выпьем перед смертью. Новоявленный удалец словно прочитал наши мысли.
— На ледоход! Буквально сию минуту! Но… не сейчас, — объявил он. — Никто из вас не тронется с места. Я пойду на ледоход один. Это будет генеральная репетиция. Чтобы в следующий раз, когда мы соберемся на подвиг вместе, мне не подвести вас.
Он потихоньку попятился назад. Будто опасался,
— Если не вернусь, прошу считать меня своим соратником. Посмертно.
По его щеке покатилась непрошеная слеза, но он приободрился:
— Выпейте за мой успех!
С этими словами толстопятый решительно ринулся на выход.
— Стоп, господин-смертник, стоп! — закричал Юрий Цезаревич. — Нет такого кредита «за успех». Ответствуйте мне научно и обоснованно: как дать пить?
— Ох, извините, забылся на радостях, — смутился Краснощеков и поспешно положил на барную стойку простенький, но толстенький кошелек. — За мой счет, естественно. Сделайте одолжение.
И вот уже входная дверь наяривает ему вослед мелодию душещипательного романса, в котором герою желают всей душой: «Если смерти, то мгновенной…».
Ульк?
Да, теперь можно, но еще чуть-чуть повременим. Нет, не потому, что натерпелись такого страху, аж слов нет.
— Знаю, знаю, чем вы огорчены, мои верные соратники, — прервал нашу геройскую грусть врио. — Снова судьба остановила вас в пяти минутах от подвига. Но победу мы с вами все-таки одержали. Славную, блистательную! Нет больше на Самарской Луке гидры серости и угодничества с ее ужасными драконьими головами, набитыми ложными истинами. Ширятся ряды сподвижников благородного Луки Самарыча, вдохновленных вашим легендарным примером. Что же будет завтра, когда вам выпадет счастье пролить кровь во славу эпохи!
Взгляд его поплыл в завтра, то есть на потолок. И тут мы уже не стали более медлить.
Ульк!
И тут же скорее… Что? Правильно: опровергать небылицы, вымыслы и домыслы.
Небылицу распространило прежде всего, естественно, Общество трезвости. Но ему, что называется, это на роду написано. А вот попробуйте угадать, кто присоединился к трезвенникам. У кого еще язык без костей и как помело? Сроду не угадаете. Представьте себе, что на сей раз язык распустило… Приволжское районное отделение гормилиции. Мы сразу догадались, что это — от зависти к речной милиции, которая находится тут же, в двух шагах.
Короче, небылица беспардонно утверждает, что некто, по паспорту Венедикт Георгиевич Краснощеков, выскочив из «Утеса», помчал как угорелый. Но вовсе не в сторону Волги, чтобы по льдам устремиться навстречу геройской гибели, а совсем в противоположную сторону. В отделение речной милиции, что тут неподалеку.
— Караул! — закричал он с порога. — Спасите меня от ваших сумасшедших из вашего дурдома «Утес»! Они хотят утопить меня в Волге. Спрячьте меня где угодно! Хоть за решеткой.
Дежурный лейтенант проявил истинно колдыбанскую отзывчивость и охотно отвел нежданного гостя в камеру.
За решеткой Краснощеков быстро успокоился.
— Вы знаете, зачем я пришел? — хитро улыбаясь, спросил он гостеприимного мента. — Чтобы выпить.
— Тогда, наверное, вам лучше пойти в ресторан, в кафе, в рюмочную, — посоветовал тот.
— Я буду выпивать первый раз в жизни.
— Тогда вы точно по адресу, — согласился лейтенант и проверил замок камеры.
Краснощеков на это не реагировал и попросил офицера сходить в магазин за спиртным.
— Коньяк, виски, джин? — поинтересовался учтивый мент-речник.
— О нет, только «Волжскую особую», — пожелал «задержанный».
Лейтенант так зауважал своего нового знакомого, что немедленно выполнил его заказ и даже собственноручно налил ему стакан. Себе, разумеется, тоже.
«Ульк!» — заглотнул первую порцию колдыбанский подданный широкопятого происхождения. Глаза, естественно, — сразу на лоб, рот — варежкой, нос — красным знаменем, из ушей — дым столбом. Но все-таки жив курилка. И уже слышится, даже через меховую шапку, веселый гул. Это катит по извилинам первая волна знаменитой «Волжской».
Лейтенант — вдогонку за гостем.
— Так что за хулиганы напугали вас? — поинтересовался он взамен закуски.
Вместо ответа Краснощеков неожиданно икнул, потом удовлетворенно крякнул и… Левый глаз его вдруг отчаянно замигал, как волжский бакен, на который прет катер с заснувшим рулевым.
— Напугали? Меня? — удивился Краснощеков. — Ха-ха. Я что, разве трус? Да я сам кого хошь напугаю. Ха-ха! Вы знаете, куда я сейчас собираюсь? На ле-до-ход! Ха-ха?
Он вскочил с места:
— Вот так я буду прыгать по льдинам!
— Вот так я буду работать багром!
— А вот так я буду стоять на вершине тороса!
Он вскочил на тюремный табурет, и тот будто бы даже не упал. Хотя имел вредную привычку рассыпаться на части под каждым вторым задержанным. Особенно во время перекрестных допросов. На сей раз, наверное, тюремный табурет проявил особое уважение к пемзенским самодельным чувякам.
— Смерть будет дышать мне в лицо, но я сумею намять ей бока! — заключил с большим чувством Краснощеков и строго вопросил: — Вы верите мне?
— Как вы можете сомневаться! — возмутился лейтенант. — На Самарской Луке всегда верят на слово.
— Ну что ж, в таком случае прошу налить по второму стакану, — распорядился новоявленный удалец.
Ульк!
Стены задрожали от гула: вторая волна «Особой» катила шальным девятым валом.
— Тсс! — поднял палец вверх Краснощеков. — Вы знаете, где я сейчас был? — продолжал он. — На ле-до-хо-де. Ха-ха!
— Смерть дышала мне в лицо! — не давая лейтенанту опомниться, объявил удалец. — Но я… я смело прыгал по льдинам. Ловко работал багром. Твердо стоял на вершине тороса.