Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России)
Шрифт:
Конечно, не 13-е число тому виной (хотя свою дурную славу оно на сей раз полностью подтвердило), но и новый прогноз через 10 лет оправдался с точностью до наоборот. Однако энтузиасты от мечты своей не отступались. В связи с празднованием 20-й годовщины Октября по инициативе М. Горького готовился пятитомный труд, призванный показать достижения социалистического строительства. Заключительный том предполагалось назвать «Взгляд в будущее» и включить в него «научно обоснованные фантазии». В 1936 году состоялось несколько заседаний авторского коллектива, в ходе которых известнейшие ученые, деятели культуры и искусства, хозяйственники пытались описать, что ждет в ближайшем будущем Европу и мир в целом. При этом писатель В. М. Киршон затеял целую дискуссию на тему: «Весь мир через 15–20 лет будет социалистическим или только одна Европа?» [225] . Грядущая победа коммунизма по-прежнему мыслилась как Всемирный СССР. Об этом пели повсюду: «Два класса столкнулись в смертельном бою, / Наш лозунг – Всемирный Советский Союз. / Наш лозунг – Всемирный / Советский Союз» [226] . Что же касается официальных трактовок этого вопроса, то к середине 1930-х годов они стали звучать куда как сдержаннее [227] .
225
Общество и власть: 1930-е годы. Повествование в документах. М., 1998. С. 163.
226
Цит. по: Дьяконов И.
227
См.: Беседа товарища Сталина с представителем газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» г-ном Рой Говардом 1 марта 1936 г. // Правда. 1936. 5 марта.
Как представляется, отношение к мировой революции, утвердившееся в сталинском штабе, довольно точно отражают фальшивые постановления ЦК ВКП(б), запущенные советскими спецслужбами в целях дезинформации потенциальных военных противников. В одном из них, якобы от 24 мая 1934 года, значилось, что «ВКП(б) должна временно отказаться от самого своего идейного существа для того, чтобы сохранить и укрепить свою политическую власть над страною» [228] . В частности, партия и правительство должны были «считаться с вынужденной необходимостью отсрочки мирового торжества коммунизма и своевременно провести нелегкий маневр отступления внутри страны для усиления своей сопротивляемости вероятному внешнему натиску» [229] . С учетом ситуации в стране и мире, как «категорически» заявлялось в другом «постановлении» (от 15 августа 1934 г.), мировая революция «может быть достигнута лишь при наличии мощного коммунистического государства, цитадели большевизма и неиссякаемого резервуара коммунистического энтузиазма и кадров революции» [230] . На укреплении цитадели, а вовсе не на раздувании мирового пожара на горе всем буржуям и решено было тогда сосредоточиться. Тем самым изготовители «постановлений» рассчитывали внести успокоение и в среду мировой буржуазии.
228
Цит. по: Николаевский Б. И. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 416.
229
Там же.
230
Там же. С. 426.
История переоценки темпов мировой революции лидерами большевиков заставила забежать несколько вперед. Возвращаясь в 1920-е годы, следовало бы отметить роль влиятельных партийных функционеров в освещении теории и истории национальной культуры и национальной истории России.
Расцвет национальных культур – самая опасная форма национализма?
Ярким примером революционера, понимавшего интернационализм в ультралевом выражении, являлся Л. Д. Троцкий. Разделявшая его взгляды «горстка таких же догматиков и одновременно романтиков, революционеров-космополитов, каким оставался до самой гибели он сам» [231] , была не такой уж и маленькой. Как течение общественной мысли и как общественное движение троцкизм живет и в наши дни. Национальная культура в троцкистской трактовке – синоним культуры буржуазной, которая в переходный период к социализму должна была разделить судьбу этого класса. Возрождение наций при социализме, а тем более изобретенный Сталиным «расцвет» национальных культур воспринимался ими как самая опасная форма национализма [232] .
231
Штурман Д. О вождях российского коммунизма. Париж; М., 1993. Кн. 2. С. 62.
232
См.: Ваганян В. А. О национальной культуре. М., 1927. С. 185.
В. А. Ваганян, широко известный в 1920-е годы автор работ по философским проблемам культуры, один из членов-учредителей Общества воинствующих материалистов и член его президиума, представлял в своей книге «О национальной культуре» (1927) развертываемую в СССР культурную революцию явлением, «обратным, противоположным национальной культуре» процессом, при котором «мы не только не создаем и не обогащаем так называемую “национальную культуру” своей настоящей культурной революцией, а наоборот, мы разрушаем, убиваем, хороним и вбиваем осиновый кол в могилу этого остатка и самого опасного пережитка буржуазной культуры» [233] .
233
Ваганян В. А. Поборники националистического каннибализма // Воинствующий материалист. 1925. Кн. 5. С. 211.
Формирование социалистической общности людей и ее культуры (слияние наций) мыслилось при этом как процесс вытеснения элементов национальной культуры (которые якобы не могли быть никакими иными, кроме как буржуазными, крепостническими, националистическими, даже каннибальскими [234] ) и наращивания элементов культуры интернациональной – культуры «декабристов, Белинских, Чернышевских, Плехановых, Ленина». За пределами великорусских областей задача партии усматривалась в том, что «она выявляет элементы интернациональной культуры у себя дома и создает, сажает на почву условий быта своего народа интернациональную культуру более высоко развитых народов» [235] . В мировом масштабе, согласно Троцкому (статья «Мысли о партии», 1923), разрешить национальный вопрос было можно, только обеспечив за всеми нациями «возможность ничем не стесненного приобщения к мировой культуре – на том языке, который данная нация считает своим родным языком» [236] .
234
См.: Там же. С. 217.
235
Там же. С. 210.
236
Троцкий Л. Д. Мысли о партии // Национальный вопрос на перекрестке мнений. 20-е годы: Документы и материалы. М., 1992. С. 125. Подобно этому троцкистский план экономического развития СССР в переходный период к социализму сводился к признанию необходимости вхождения СССР в мировой капиталистический рынок в качестве надежного поставщика зерна и сырья в расчете дождаться мировой революции, в рамках которой будут так или иначе решены все проблемы российской революции (см.: Сахаров В. А. На распутье. Дискуссия по вопросам перспектив и путей развития советского общества (1921–1929). М., 2012. С. 232, 239).
Многообразие языков, естественно, выступало в качестве фактора, замедляющего приобщение к мировой культуре. «Уже теперь, – писал по этому поводу В. А. Ваганян, – существование множества национальных языков является колоссальным препятствием хозяйственного общения народов» [237] . Однако препятствие это казалось не таким уж труднопреодолимым. Самодовлеющей ценности в национальных языках не усматривалось. Считалось, что они представляют собой лишь «формальный признак» культуры [238] . К тому же ни один из национальных языков не был «чистым», каждый из них представлялся продуктом сложного взаимодействия целого ряда языков, многократных исторических наслоений, каждый не раз «скрещивался со многими языками, одних ассимилируя, от других вбирая большое число корней и понятий» [239] . Учитывая все это, предлагалось на первых порах всемерно
237
Ваганян В. А. О национальной культуре. С. 24.
238
См.: Там же. С. 51.
239
Ваганян В. А. О национальной культуре. С. 62.
240
Там же. С. 25.
241
Там же. С. 61.
Впрочем, этот путь представлялся не единственным и не главным. Законы предстоящей эпохи, по мнению Ваганяна, таковы, что не только не помогают замыканию и развитию национального языка, но в гораздо более ускоренном темпе продвигают дело стирания межнациональных граней, дело поглощения слабых, неразвитых, небогатых языков и наречий наиболее сильными и мощными языками [242] . Иначе говоря, Ваганян утверждал: «При социализме совершится процесс, который диалектическим противоречивым путем приведет – и не может не привести – к постепенному уничтожению национальных языков, слиянию их в один или несколько могучих интернациональных языков» [243] . Видимо, не случайно в возглавляемой Троцким Красной Армии изучение эсперанто до 1923 года было особым знаком интернационализма [244] . Этот искусственный международный язык мыслился как язык, могущий в будущем прийти на смену национальным языкам всех народов мира. Во второй половине 1920-х годов подобную роль в масштабах СССР троцкисты стали отводить русскому языку. Ваганяну он представлялся языком «всесоюзной коммунистической культуры, которую мы вырабатываем все вместе. Но ко всему этому русский язык есть межнациональный язык нашего Союза… далее, это язык нашей единой союзной экономики» [245] .
242
См.: Там же. С. 27.
243
Там же. С. 24.
244
См.: Сироткин В. Г. Вехи отечественной истории. М., 1991. С. 76, 250.
245
Ваганян В. А. О национальной культуре. С. 129.
Поношение истории дореволюционной России
В исторической науке наибольшим влиянием в 1920-е годы обладала школа академика М. Н. Покровского. Историки этой школы в полном соответствии с установками Коминтерна и общими устремлениями тех лет игнорировали даже ленинское указание о наличии двух патриотизмов в русской истории (соответствующих ленинским «двум нациям в каждой современной нации» [246] ), полагали, что патриотизм не бывает ни каким иным, кроме как казенным и квасным, и не иначе как национализмом и шовинизмом.
246
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 24. С. 129.
Покровский, бессменно командовавший историческим фронтом большевиков в течение пятнадцати пореволюционных лет, еще при жизни завоевал себе известность более громкую, чем у литературного персонажа, распорядившегося «закрыть Америку». В 1922–1923 годах Зво многом благодаря его усилиям была закрыта для изучения в государственной общеобразовательной школе русская история [247] . Предварительно историк-революционер «обосновал» своими разоблачительными учеными трудами необходимость этой меры. Потому, дескать, что отечественная история шла не тем путем, каким ей следовало идти, что включение нерусских народов в русло единой государственности было абсолютным злом, и по другим, столь же революционным, сколько и абсурдным основаниям [248] . В школе ставились под сомнение и отрицались сами понятия «Россия», «патриотизм», «русская история».
247
См.: Фохт А. В. Ошибки М. Н. Покровского в вопросах преподавания истории // Против антимарксистской концепции М. Н. Покровского. Сб. статей. М.; Л., 1940. Ч. 2. С. 487.
248
Далеко не все молодые ученые, готовившие себя для занятий наукой в учреждениях, руководимых М. Н. Покровским, становились его адептами. Нередко они утверждались на позициях, прямо противоположных. См., например: Ульянов Н. И. Исторический опыт России // Бежин луг. 1994. № 1; Муравьев П. А. С болью за Россию // Бежин луг. 1994. № 1.
Никакого иного понятия, кроме как «тюрьма народов», для многонациональной дореволюционной России в школе не предлагалось. Название «Россия», по Покровскому, по-настоящему надо писать в кавычках, «ибо “Российская империя” вовсе не была национальным русским государством. Это было собрание нескольких десятков народов… объединенных только общей эксплуатацией со стороны помещичьей верхушки, и объединенных притом при помощи грубейшего насилия» [249] . Естественно, никаких общенациональных патриотических чувств к такому отечеству-тюрьме, по логике историка, быть не могло. Патриотизм, утверждал он, это болезнь, которой могут страдать только мелкие буржуа, мещане. Ни капиталисты, ни тем более пролетарии ей не подвержены. В статье, написанной к десятилетию Октября, Покровский утверждал, что в СССР этой болезнью «вместо миллионов, как это было в Западной Европе, вместо сотен тысяч, как это было у нас в начале 1917 года, хворают только единицы» [250] . В 1918 году при заключении Брестского мира российский пролетариат, по Покровскому, якобы продемонстрировал полное отсутствие патриотизма, никак не прореагировав на потерю якобы Россией восемнадцати якобы русских губерний. «Пролетариат, – писал он, – не стал проливать свою кровь для защиты географического отечества, на самом деле являвшегося результатом освященных древностью феодальных захватов. Он громко и внятно сказал всем, что защита его классовых интересов, защита завоеваний революции для него важнее всякой националистической географии» [251] . Тем самым пролетариат якобы навсегда покончил с патриотизмом – «одним из китов мелкобуржуазного миросозерцания». Признавая, что наибольшая угроза большевикам может исходить лишь из лагеря патриотов, Покровский успокаивал власть предержащих. Вновь-де восстановить иллюзии «националистического отечества – это задача, материально не осуществимая» [252] , мелкобуржуазные настроения такого рода могут сплотить лишь совершенно ничтожные кучки, не представляющие уже серьезной опасности для революции. С «кучками» этими, как увидим дальше, власти вели борьбу в буквальном смысле слова не на жизнь, а на смерть.
249
Покровский М. Н. Избранные произведения: в 4 кн. М., 1967. Кн. 4. С. 129–130.
250
Там же. С. 102.
251
Покровский М. Н. Избранные произведения: в 4 кн. М., 1967. Кн. 4. С. 102–103.
252
Там же. С. 103.