Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие

Коллектив авторов

Обозначим доминантные особенности рассказов Л. Улицкой. Их действие в основном происходит в послевоенное время. Изредка вводятся реалии начала XX в.: «Когда они учились в одном классе гимназии, ходили в одинаковых серо-голубых форменных платьях, пошитых у лучшего в Калуге портного, носили на пышных грудях одинаковые гимназические значки «КЖГС», означавшие «калужскую женскую гимназию Саловой» («Медея и ее дети»).

Автор полагает, что существует не только дух времени, но и его вкус, и запах, и музыка: «Платье Яси громко и шелково шуршало, а тяжелые русые волосы были цельными, словно отлитыми из светлой смолы, и лежали на плечах как подрубленные, точно как у Марины Влади в знаменитом в

тот год фильме «Колдунья» («Медея и ее дети»). Время обозначено с помощью детали (картина появилась в СССР в 1959 г., после показа на Первом Московском кинофестивале).

Из подробностей создается и образ поколения определенного времени: «Все дети мелкие, недокормленные, толстяков нет. Про нарушения обмена веществ стало известно позже, в более сытые бескарточные времена». Иногда прошлое описывается с ностальгирующей интонацией, используются архетипические образы сада, рая: «Теперь она, как Ева из изгнания, смотрела в сторону своего прошлого, и все ей там казалось прекрасным» («Зверь»).

Объединению рассказов в циклы способствует также организация пространства. Действие происходит в замкнутом топосе, мир героев ограничен, они редко выходят за пределы своей территории. Л. Улицкая всегда тщательно, используя разные типы деталей, описывает место действия: «Кончились последние остатки провинциальной Москвы с немощеными дворами, бельевыми веревками, натянутыми между старых тополей, и пышными палисадами с бамбуками и золотыми шарами.» («Сонечка»).

По этим подобным подробностям легко установить время действия как природное, так и историческое. Позже героиня выходит из локального, домашнего пространства в более широкое, чаще всего городское, которое описывается не менее подробно, чем мир детства. Особую повествовательную интонацию создает инверсия, переводящая план настоящего в прошлое, расширяя место действия.

Вместе с тем у читателя создается ощущение удаленности подобных событий во времени, они воспринимаются как ирреальные, фантастические. Такое впечатление усиливается использованием традиционных формул, устойчивых выражений и инверсии: «в более сытые бескарточные времена», «так вертелась она с пяти утра до поздней ночи и жила не хуже других». Стремясь к обобщениям, автор вводит эпическое и даже мифологическое время (помимо бытового, биографического и природного). Аналогичную функцию выполняют и временные наречия: «потом», «как только» и форма прошедшего времени глагола «быть»: «Потом настали новые времена. Казалось даже, что именно с Котяшкиной деревни они и начинались»; «.Для слов были отведены другие часы и другие годы».

Конкретное личное время постоянно переходит в эпическое, вечное, поэтому герой часто существует не только в повседневном пространстве, но и в снах: «Во сне она легко, как в соседнюю комнату, входила в прошлое и легко двигалась в нем, счастливо дыша одним воздухом со своим сыном» («Медея и ее дети»).

Наиболее подробно автором описано событийное настоящее: «Дома, за обедом, Матиас выпивал воскресные полбутылки водки» («Счастливые»). Читатель узнает, что делают его герои, какие события происходят в их жизни: «Вот вчера я была у Берты. Она хочет Матиасу пальто купить, а он не дается» («Счастливые»).

Подобные случаи, разговоры, сплетни (автор называет их «житейским вздором») встречаются в ранних рассказах, затем повторяются, поскольку по законам организации цикла в них действуют одни и те же герои, только новые истории дополняются новыми событиями.

Предметный мир остается неизменным, в нем доминируют изображения «чашки» и «сумки». Так в романе появляется «брюхастая сумка» Медеи, в дальнейшем описание уточняется: «Перекинула через плечо старую татарскую сумку, в которой лежал ее дорожный припас и купальник».

Предметы

превращаются в атрибутивные признаки героев и среды, становясь частью характеристики – героиня (Генеле) получает прозвище «сумочница», а сам предмет проживает не менее сложную жизнь, чем ее хозяйка, когда-то обучавшаяся на врача в Швейцарии, а затем ведущая одинокую нищенскую жизнь: «С годами она сначала темнела, стала почти черной, а потом вместе с хозяйкой начала седеть и приобрела неописуемо изысканный желтовато-серый цвет. Сумка эта несколько раз входила в моду и выходила из нее».

Обычно автором используются обобщенные характеристики: чиненная Матиасом, «доисторическая» «с большим черепаховым замком на устах». Встречаются и драгоценные авоськи. Семантика слова обыгрывается, усиливается определениями. Слова «сумка» и «чашка» становятся опорными, вокруг них постепенно складываются семантические поля, с их помощью происходит перемещение в прошлое: «Бронька поставила на стол синие кобальтовые чашки с густым золотом внутри. Знакомые, знакомые чашки. Ирочка очень отчетливо вдруг увидела, как молодая Симка с синей чашкой в руках сидит перед жесткой белизной их семейного стола.» («Бронька»).

Мир вещей одушевляется, а люди начинают походить на неодушевленные предметы: «С годами Матиас делался все приземистее и все более походил на шкаф красного дерева; его рыжая масть угадывалась по темно-розовому лицу и бурым веснушкам на руках» («Счастливые»). История овеществляется, ключевым становится слово «мир», обозначающее знаки времени.

В обозначенном пространстве и разворачиваются судьбы героев. Одни описываются подробно, переходят в другие рассказы (повествование о судьбе Колывановой, вышедшей замуж за шведа). Сюжетный настрой рассказа не позволяет предположить счастливый конец, но необычность ситуации делает его возможной. Похожая история описана в рассказе В. Токаревой «Happy end», написанном примерно в то же время.

Обычно рассказы выстраиваются на противопоставлении. Название («Бедные родственники») формирует интригу (ожидание счастливого конца, обернувшееся крушением иллюзий), раскрывает образы героев («Бедная счастливая Колыванова»).

Способы описания действующих лиц разнообразны. Первоначальное определение дополняется, встречаются развернутые и сжатые характеристики – простодушная нахалка, «тряпку в жилистых руках она держала с нежностью и твердостью профессионала». На контрасте персонажей, наделенных постоянными признаками, выстраивается основная сюжетная линия. Одним из средств создания образа становится ирония, с помощью которой передается авторское отношение: «.Не должно было быть у этой маленькой бывшей потаскушки, посмешища всего двора, таких сложных чувств, глубоких переживаний. Это нарушало представления о жизни, которые были у Ирины Михайловны тверды и плотны...»

С помощью иронии создается и топос, место действия, его атрибутивным признаком могут стать наглые козы, «блуждающие по улицам будущей столицы космонавтики». Введение несобственно-прямой речи позволяет усилить голос героя. Имена или прозвища героев часто выносятся в заголовки («Дочь Бухары», «Лялин дом», «Орловы – Соколовы», «Пиковая Дама»). С помощью названий писательница предлагает разгадать будущую судьбу героев.

Сюжетная основа практически всех произведений романной формы одинакова и основывается на любовной коллизии. Повесть «Сонечка»развивается как рассказ о счастливой любви. «Ей страстно хотелось нормального человеческого дома, с водопроводным краном на кухне, с отдельной комнатой для дочери, с мастерской для мужа, с котлетами, компотами, с белыми крахмальными простынями, не сшитыми из трех неравных кусков» – так описывает автор «великую цель» своей героини.