Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие
Шрифт:
Второй рассказчик находится внутри повествования, практически рядом с героями, в душной комнате, вагоне, тюремной камере. Он передает яркие голоса своих героев, иногда скрывается, ничем не выдавая своего присутствия. Он существует внутри исторического времени, которое четко обозначается с помощью временных деталей и упоминаний о разных событиях. Слова рассказчика переданы в форме несобственно-прямой речи, в которую введены воедино и соответственно образуют единое целое разговорные конструкции и лексика различных говоров – русского, белорусского, еврейского.
Третью ипостась образа автора можно назвать комментатором. Он появляется,
Ф. Горенштейн не только обильно цитирует хорошо известные тексты, он перенял и особенности языка того времени. Хотя его романы отражают жизнь России середины XX в., в них нет прямой критики коммунизма или советской власти. Не умалчивая о жестокости и антигуманности того, что происходило в эти годы, писатель никого не обличает и не выносит никаких оценок и приговоров. Советский режим для него такая же часть вечности, как и остальная история человечества. Он стоит на библейской позиции – «Нет власти аще не от Бога». Главный судья, чей приговор неотвратим и беспощаден, – Господь Бог.
Поэтому и разговор ведется в нарочито нейтральной манере, использована общелитературная лексика: «Савелий стал приятен в общении, и пророчица Пелагея охотно приглашала его с собой на загородные прогулки».
Сложная конструкция повествования стала причиной того, что критики поставили «Псалом» в один ряд с произведениями Х.Л. Борхеса и Г.Г. Маркеса.
Роман «Искупление»(1979) выстроен в форме жизнеописания героини. Временные рамки романа охватывают войну и первые послевоенные годы. Место действия – небольшой южнорусский городок, только что освобожденный от немецких оккупантов. Там живет главная героиня – девушка Сашенька. Ее отец погиб на фронте, а мать работает посудомойкой в местном общежитии для работников милиции. Писатель показывает, как взрослеет его героиня и как, по мере взросления, становится «носительницей зла».
Вновь вводится та же тема, что и в предыдущем романе: кто прав и кто виноват, и кто ответственен за происходящее. Представляя характерную ситуацию, автор постепенно приводит читателя к определенным выводам. Его героиня не выделяется ни своим поведением, ни поступками, она просто запоминает все лозунги и призывы и действует в соответствии с ними. Вводя штампы и клише определенной эпохи, писатель шаг за шагом раскрывает противоестественность той идеологической системы, в которой живет его героиня: «Хорошо, что созналась», «Политзанятия посещаешь?», «Сын за отца не отвечает», «Какого классика марксизма эта цитата?».
В постмодернистском тексте подобные речевые формулы служат основой словесной игры, используемой писателем (тексты В. Сорокина), или характерологическим признаком (произведения В. Пелевина). Ф. Горенштейн ближе по своей повествовательной манере к В. Аксенову, В. Астафьеву, В. Маканину, которые через бытовое изображают бытийное, через конкретные картины повседневной реальности выходят на уровень более широких обобщений, повествуя не только о конкретном герое,
Отсюда и описываемое автором расхождение между конкретным поведением, реальными действиями и общечеловеческим значением поступков героини. Сашенька не понимает, что ее мать, ежедневно приносящая с работы остатки еды, спасает свою семью от голодной смерти. Когда у ее матери завязывается роман с солдатом, пришедшим с фронта, Сашенька не выдерживает. Ей кажется, что мать оскорбила память об ее отце. Движимая обидой за своего погибшего отца, она идет в НКВД и предает мать, а заодно и соседку, решив, что та скрывает у себя бывшего полицая. Мать сажают в тюрьму и приговаривают к заключению, невзирая на то, что она оказывается беременной. Показательно, что мать ни словом не упрекнула дочь и только умоляет дождаться ее.
Вскоре и к Сашеньке приходит первое чувство. Она влюбляется в офицера Августа, который приезжает в их город, чтобы узнать о судьбе своих родителей, Узнав о том, что они убиты фашистами вместе с другими евреями, он уезжает из города, чтобы не поддаться искушению самоубийства. Тем временем у Сашеньки рождается сын, и вскоре ее мать выходит из тюрьмы. Женщины прощают друг друга и начинают новую жизнь, своими страданиями получив искупление за пережитое. Писатель использует традиционный символ: растущий ребенок – надежда на будущую жизнь: «Начинался наивный, простенький человечий рассвет, кончалась мучительно мудрая, распинающая душу Божья ночь».
Современные формы реализма достаточно разнообразны, по отношению к творчеству Ф. Горенштейна следует говорить о фантастическом, метафорическом, гротесковом реализме. В ткань своих произведений он вплетает отрывки из мифологических текстов, философские сентенции, отрывки из текстов классических авторов, которые также воспринимает как определенное обобщение.
В романах Ф. Горенштейна можно увидеть разнообразные коды мировой культуры. Он заставляет читателя постоянно разгадывать скрытый подтекст его произведений. Предлагаемый нами опыт прочтения можно считать альтернативным.
Ф. Горенштейн пристально разглядывает своих героев, передает медленное течение их жизни. Об установке на такое видение он говорит от лица одного из героев драмы «Бердичев»: «Год для меня прожить не трудно. Год пролетает и его нет. А день прожить очень тяжело. День так тянется, ой, как он тянется». Можно сказать, что ярко переданное писателем «течение отдельных дней» складывается в эпопею народной жизни.
А.А. Кабаков (р. 1943)
В течение долгого времени А. Кабаков считался интеллектуальным писателем, которого не читают в широкой аудитории. Когда он начал получать одну престижную премию за другой, стал председателем «Русского Букера», то в одном из интервью заметил, что он сам удивлен своей известности, просто его заметили, пришло его время. Свою позицию А. Кабаков обозначает просто: «Литература – дело индивидуальное» [52] . Важно «открыть людям глаза на происходящее вокруг», ведь литература не умерла: «Люди всегда будут ходить в театр и в кино. И всегда будут читать книги».
52
Интервью А. Кабакова «Литературной газете» // Лит. газета. 2002. № 39. 25 сентября – 1 октября.