Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).
Шрифт:
Великий князь сказал на это: "Жалую свою отчину; пусть сами дань собирают, и отдают кому у них будет велено брать, а писарей и даньщиков к ним не будут посылать .
Послы задержаны были на один день. 10-го января бояре дали им список, по которому Новгород должен был произнести присягу. Этот список следовало прочитать новгородцам. Вместе с тем государь приказал очистить для него Ярославово дворище. Послы поехали в город вместе с посковским подьячим Одиицом, который вез форму присяги. Форма была списана; к этому списку новгородский владыка должен был приложить руку и свою печать, да сверх того от пяти концов по печати.
Форма присяги была прочтена у владыки в палате. Ее слушали, конечно, немногие, — сколько могло поместиться в палате. Когда сказали новгородцам, что государь велит очистить Ярославово дворище, тут воскресло невольно воспоминание всего прошедшего; ужасно казалось отдавать эту святыню. Новгородцы не могли противиться, но сказали с грустью: "Тот
13-го января явился в стан Ивана владыка; с ним были уже не только прежние послы, но многие посадники, бояре, житые и купцы, и показали запись, подписанную владыкой и утвержденную печатями пяти концов. Бояре сказали им: "что псковичи послужили великому князю по крестному целованию, зато вы им не должны никакою хитростью мстить, не вступаться во псковския земли и воды и не делать им обид; а как будут у вас с ними дела о землях и водах, то о том новгородские наместиники великих князей будут ссылаться с наместниками псковскими, и будет у вас суд и управа на обе стороны. Вы также не должны мстить никакою хитростью и тем новгородским боярам, детям боярским ми боярыням, что служат великому князю. А на Дннпе и на Заволочье, что пи есть пригородов, так все двипяне и за-волочане сложат новгородское целование и будут целовать крест на имя великих князей'.
Новгородцам оставалось безмолвно согласиться, и они целовали крест по записи.
После крестной присяги они сказали: "Бьем челом вам, бояре, чтоб вы печаловались у государя, отдал бы он нам нелюбье и сердце свое сложил и слово свое изрек бы нам от уст своих вслух всем по прежнему жалованью".
Бояре передали эту просьбу государю, и великий князь позвал их к себе. Он объявил им то же, что сказал владыке и послам об имениях и судах и прибавил: "Даст Бог и вперед тебя, своего богомольца, владыку, и всю отчину свою Великий Новгород будем жаловать .
Великий князь промедлил еще день. В четверг 15-го января поехал в Новгород от его имени князь Иван Юрьевич в сопровождении других князей и бояр [41] .
Новгородцы созваны были на Софийский двор. В палате были владыки, духовенство и бояре; за ними толпы вошли в палату; другие стояли на открытом воздухе. Князь Иван Юрьевич говорил: "Князь великий Иван Васильевич всея Русии; государь наш, тебе, своему богомольцу, владыце и своей отчине — Великому Новгороду, глаголет так: ты, наш богомолец, Феофил, со всем освященным собором и вся наша отчина, Великий Новгород, били челом нашей братьи о том, чтоб я пожаловал-смиловался и нелюбие сердца сложил; я, князь великий, ради своей братьи жалую свою отчину и отлагаю нелюбие. Ты, богомолец наш, архиепископ, и отчина наша, написали грамату, на чем добили нам челом и целовали крест; — пусть теперь все люди новгородские, моя отчина, целуют крест по той грамате и оказывают нам должное; а мы вас, свою отчину, и вперед хотим жаловать по вашему исправлению к нам".
41
Федора Даниловича, да князя Ивана Стриги, да Борисовичев Ивана и Семена, бывших в Новгороде прежде послами от великаго княэя с вопросом о государстве, да Василья, да Ивана.
Началась присяга. Бояре приводили ко кресту бояр и жнтых людей, стоявших па Софийском дворе, а детей боярских и московских дьяков разослали по всем пяти концам приводить к присяге народ. Тогда присягали все люди, и жены боярские, и вдовы, и люди боярские. Присяга давалась от каждого лица особо, и каждый поставлен был ей в непосредственное подданство великому князю. Это уже не была присяга на хранение договора, заключенного на пзаимных условиях, а присяга подданного, предававшегося в безусловное повиновение государю, принадлежавшего лично его особе, обязанного исполнять все его приказания безотносительно ко всяким условиям своего общества. В присяге, между прочим, обещался каждый — всякое слово, какое услышит от своего брата новгородца, доброе или худое о великом князе, сказывать великим государям. Князья отобрали во владычней палате грамоту, заключенную новгородцами между собой за шестидесятью восмью печатьми. Наконец, после окончания присяги, москвичи отправились на Яросла-вово дворище, сняли вечевой колокол и повезли в московский стан. Плакали сильно новгородцы по своей воле, — говорит летопись, — и не смели сказать ничего. Вслед за этим многие новгородские бояре и дети боярские сами били челом в службу государя и произносили особую, служебную присягу.
Наконец Новгород отворился, но уже не прежний Великий Новгород! Владыка испросил у великого князя опасную грамоту и приставов — проводить поселян в их волости и села; и голодные, чахлые, стали расходиться в свои разоренные жилища. Все время, когда Новгород находился в осаде, великокняжеские войска продолжали разорять волости: и была, — говорит летописец, — эта война еще пагубнее
Еще месяц пробыл Иван под Новгородом. Лишенные старинной свободы, новгородцы должны были, как бы в благодарность своему государю подносить ему поминки. Сам великий князь не прежде как 29 января посетил Новгород, и то не надолго: он отслушал обедню у святой Софии и тотчас уехал в свой стан; он боялся мора, который продолжал свирепствовать: от множества умирающих не успевали копать особых могил; складывали по два, по три трупа в одну могилу, а далее уже по десяти.
Пожертвовав свободой, бояре думали, что, по крайней мере, сохранят свои имущества и останутся на месте; но скоро оказалось, что Иван не слишком ценил обещание, на которое не даром хотел присягать. Первого февраля схватили купеческого старосту Марка Панфильева и увели в стан. На другой еднь, 2-го числа, схватили Марфу Борецкую и внука ее. Сын ее, отец этого внука, уже умер в заточении в Муроме. Вслед затем, через несколько дней, схватили других новгородцев, стоявших прежде во главе патриотической партии: Арзубьева, Ивана Савелкова, Иакинфа с сыном и Юрия Репехова. Всех их, оковавши, повезли в Москву, а их имущества отписали на государя. Так достался Ивану и тот чюдный двор Марфы посадницы, где собирались патриоты и рассуждали о том, как им противостоять московскому самовластию. В Новгороде оставлены четыре наместника: два должны были жить на Торговой стороне в Ярославовом дворище; два — на Софшйской, в архиепископском дворе. Таким образом, их управление заменяло древнее вече, собиравшееся на тех местах, где им теперь указано жить.
Получив от владыки последние подарки из золотых и серебряных сосудов, великий князь 17-го февраля выехал из Великого Новгорода. До первого стана должны были провожать его владыка и бояре, и житые; победитель здесь покормил их и одарил. Так, наконец, расстался он с Новгородом, и приехал в Москву 5-го марта при всеобщем торжестве московского народа. За ним, как трофей победителя, везли вечевой колоков, — символ древней общественной жизни удельно-вечевого порядка, пораженного торжествовавшим единодержавием. "И привезен бысть, — говорит летописец, — и вознесли его на колокольницу на площади,с прочими колоколы звонити".
Новгородская катастрофа этим не кончилась. Раздоры, прежде выражавшиеся палочными и кулачными боями па улицах, сейчас же нашли себе новую дорожку — доносы. Новгородцы московской партии донесли на своих соотчичей, что составляется заговор: хотят отложиться от Москвы и призывать снова Казимира.
Новгород оставался на душе у Казимира.
Он обещал помощь. Литовцы денег ему не давали: он обратился с просьбой о деньгах к папе, а между тем, послал к хану Большой Орды подвигать его на московского государя, бывшего его данника. Была надежда новгородцам даже на помощь внутри великого княжения: братья великого князя — Андрей и Борис, вместе с братом воевавшие Новгород, стали недовольны; они сами испытывали тягость московского самовластия. "Мы, — говорили они между собой, — вместе с нашим братом воевали Великий Новгород, а он взял его себе весь и нам не дал из пего части". Они переговаривались с заговорщиками и изъявили согласие действовать заедино. Но государь в конце 1479 г. узнал об этом «пору. Утаивая настоящее намерение, он распустил слух, будто идет на немцев. Даже сын его не знал отцовского замысла, и должен был собирать войско, будто на немцев. Весной он отправил заставы, чтобы новгородцы не узнали о числе его войска. Однако в Новгороде все узнали, прогнали наместников и приготовились к обороне. Была надежда, что татзры отвлекут великого князя от севера и заставят обратиться назад; а между тем, Казимир успеет прислать вспомогательное литовско-русское войско на выручку. Представлялся, по-видимому, удобный случай возвратить утраченное. Возобновлен вечевой порядок. Избрали посадника, тысячекого. Стали укреплять острог. Великий князь, достигши Бронниц, узнал, что Новгород взбунтовался явно. У него была только тысяча человек; надобно было подождать; и он сидел две недели, пока прибыло войско. Новгородцы не успели сжечь посадов; их опятьл захватили, как в прошлогоднюю войну. Иноземный художник Аристотель управлял артиллерией; он поставил против Новгорода пушки: — его пушкари искусно и метко палили; а в Великом Новгороде возникали по-прежнему несогласия; многие, прежде приставшие, по-видимому, к мятежу, теперь бежали к великому князю. Патриотам невозможно было управлять обороной; беспрестанно грозила измена. Послали просить опаса для переговоров. Но времена те прошли, когда можно было вести переговоры. Великий князь, указавши на себя, сказал: "Я вам опас; я опас невинным: я государь ваш; отворяйте ворота; войду, — никого невиннаго не оскорблю!"