Русская революция на Украине

Махно Нестор Иванович

С такими наказами и напутственными словами обыкновенно избирались делегаты на уездные и губернские съезды от Гуляй Поля. Но я остановился на этом последнем, в 1917 году, избрании Гуляйпольским районом своих делегатов на губ. съезд Советов потому, что оно относится к периоду, когда большевистско-левоэсеровский блок фактически уже владел и повелевал жителями г. Екатеринослава и окрестностей, шаг за шагом прибирая к своим властническим рукам все народные завоевания в революции, стремясь попутно искажать и самую революцию.

Труженики Гуляйпольского района определенно знали, что на декабрьском губернском съезде главную роль будут играть уже агенты исключительно большевистско-левоэсеровского блока, стремления которого нет-нет, да и вскрывают его

государственническо-властническую сущность. Поэтому крестьяне и рабочие Гуляйполя не раз говорили на своих собраниях о том, что нужно быть осторожными и не полагаться на блок революционных партий. От них попахивает чем-то специфическим, обращающим на себя особое внимание.

В Екатеринослав, вследствие крушения нашего поезда, мы приехали на день позже, чем нужно было. Однако, на открытие съезда не опоздали. Делегаты были все в сборе, но съезд еще не открывался. В рядах руководителей созыва этого съезда чувствовалась какая-то тревога, суета. Выше я уже упоминал, что в это время в Екатеринославе существовали 4-5 самостоятельных городских властей. — Здесь была власть, еще крепко хватавшаяся за Керенского, власть украинцев, хватавшаяся за Центральную Раду с ее уже официально существовавшим Секретариатом (Правительством). Здесь была и власть каких-то нейтральных граждан, а также своеобразная власть матросов, прибывших несколькими эшелонами из Кронштадта; матросов, которые держали направление против генерала Каледина, но по пути свернули в Екатеринослав на отдых. Наконец, власть Совета Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов, во главе которого в это время стоял анархо-синдикалист тов. Гринбаум, человек в высшей степени деликатный и с железной революционной волей. Жаль только, что в этот период его использовала большевистско-левоэсеровская власть. Его авторитет был настолько силен, по крайней мере, в его переговорах с командирами украинизированных частей, из бывших Преображенского, Павловского и Семеновского полков (которые в это время прибыли из Петрограда и были расположены в Екатеринославе), что не ведись эти переговоры с ними под непосредственным руководством Гринбаума, большевики — Квиринг, С. Гопнер и Эпштейн, а также левые эсеры — Попов и др., ничего не сделали бы и были бы выгнаны из Екатеринослава. Момент был такой, что все зависело от силы оружия. Эта сила была за украинизированными воинскими частями и части рабочих и обывателей города. Тов. Гринбаум убедил Высшее Командование этих воинских частей стать на сторону Совета, и благодаря этому. Совет окреп и созвал Губернский Съезд.

Характерно, что большевики и левые эсеры в самую грозную минуту отходили назад, выдвигая тов. Гринбаума, а когда гроза сравнительно улеглась, вышли вперед сами и стали руководить губернским Съездом.

Итак, Съезд открылся после обеденной поры. На другой день я выступил с докладом от Гуляй Поля, в котором попутно задел украинских шовинистов за их беспочвенное выступление от имени губернской «Селянской спилки», указав съезду ряд районов, где крестьяне не признают политики этой «спилки».

Это мое выступление обозлило шовинистов. Они в числе 7 человек запротестовали перед Съездом, говоря, что Съезд созван на незаконных основаниях: от районов и волостей представителей крестьян и рабочих не должно быть. Из представителей действительными должны считаться только те, кто прошел на уездных съездах в делегаты на губернский Съезд. Они требовали, чтобы делегаты от Гуляй Поля не выступали на съезде, а присутствовали на нем только, как гости.

Крестьянские делегаты, а также «вожди» большевиков, Квиринг и Эпштейн, запротестовали против такого требования украинских шовинистов. Съезд его отверг.

Тогда шовинисты демонстративно поднялись и покинули зал заседания. За ними поднялись их сторонники, делегаты от солдат, и ушли с ними.

Съезд приостановил на 3-4 часа свои занятия. Выяснилось, что «Украiньска Губернiяльна Революцiйна Рада» устроила экстренное заседание по вопросу: — распустить Съезд и дать бой Совету, заседание,

на котором председатель «Рев. Рады» доктор Фельдман, высказал мысль, что ими еще не учтены соотношения сил, что их выступление может быть опять разбито.

Съезд встревожился тем, что каждую минуту на улицах Екатеринослава могла пролиться кровь, и разослал своих людей по полкам в казармы — выяснить их отношение к съезду. Тов. Гринбаум, а также Екатеринославская Федерация Анархистов опять сыграли свою роль против шовинистов. Анархисты — матросы Кронштадта поддержали делегатов съезда в этот день своими выступлениями перед полками, а также на фабриках и заводах перед рабочими.

В это время в Екатеринославе стоял один полк Георгиевских кавалеров. Полк этот всех приходивших к нему ораторов от большевиков освистывал. От имени съезда, мне и тов. Л. Азерскому, пришлось пойти в казармы этого полка, выступить перед ними и добиться от него резолюции по отношению к украинским шовинистам, пытающимся сорвать Съезд, не дать ему состояться и наметить ряд существенных вопросов для совместной деятельности на местах.

Мне не хотелось быть освистанным. Я за девять месяцев революции много раз выступал и ни разу не был освистан. Теперь же большевики внушили мне, что я буду освистан. В мою душу закралось опасение, но отказаться от дела съезда я считал неудобным. Пошли. Сели на извозчика. Приехали в полк, зашли в полковой комитет. Узнали, кто председатель, предъявили ему мандат от съезда.

Председатель полка Георгиевских кавалеров прочел мандат и, любезно предложив нам стулья, сам ушел собирать солдат на митинг.

Через минут 15-20 он вернулся и сообщил нам, что все люди в сборе. По выходе из комитета нас встретили два товарища анархиста — матросы из Кронштадта, и мы вчетвером пошли к собравшимся солдатам.

На митинге Георгиевских кавалеров мы основательно поспорили с офицерами, заставив одного из них заплакать и сорвать погоны, и мы добились того, что полк вынес свою резолюцию, в которой заявил: «со всякими покушениями на права губернского съезда крестьян и рабочих, который открыл свои занятия 2 декабря с. г. (был 1917) полк Георгиевских кавалеров будет бороться силой оружия».

Аналогичные этой резолюции были вынесены резолюции и другими полками и командами.

Это было неожиданностью не столько для съезда, сколько для большевиков. Все делегаты съезда были рады, что воинские части на их стороне.

Съезд возобновил свои занятия и закончил их в три дня.

Характерно в этом съезде то, что все, что он постановил в своих резолюциях, у нас в Гуляйпольском районе за 3-4 месяца до того было проведено в жизнь. И лишь одно нововведение было, которое у нас менее всего принималось в расчет: это — то, что советы на местах должны были получать средства от государства. (Должен отметить, что большевики и левые эсеры на это многих брали). Для Гуляйпольского района это нововведение было неприемлемо с той стороны, что он обосновал свою работу на антигосударственнических идеях и старался быть независимым от всяких центров, стягивающих все на путь государственности.

Глава IV

Контрреволюция украинской Центральной рады

По окончанию съезда, делегаты его разъезжались по местам. Мы, я и т. Миронов, зашли в федерацию анархистов, с целью вытянуть из ее рядов несколько дельных пропагандистов и затянуть их из города в деревню. Но федерация, хотя и оправилась по сравнению с августом месяцем, когда я, будучи на губсъезде крестьян и рабочих, заходил в ее организации — клуб и др. — все же у нее сил было мало. Она еле-еле обслуживала город и прилегающие к нему поселки, Амур, Нижне-Днепровск и Кайдаки. Зато федерация была богата оружием: карабинами, винтовками и патронами. Екатеринославской федерации анархистов, ввиду особого положения города, левая большевистско-левоэсеровская власть выдала беспрепятственно без всякого контроля это оружие.