Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905—1917
Шрифт:
С помощью прислуги тело Распутина связали и, захватив для веса цепи, погрузили в машину вел. кн. Дмитрия. В отдаленном безлюдном месте, у моста, соединяющего Крестовский и Петровский острова, труп опустили под лед в Малую Невку вместе с шубой, которую так и не сожгли, потому что она оказалась слишком велика для топки. Доктор Лазаверт обнаружил в машине калоши убитого и швырнул их в канал, но промахнулся, и одна из калош упала на мост, где впоследствии ее и обнаружили, что навело полицию на след, по которому нашли тело Распутина.
Весть о смерти Распутина распространилась молниеносно: французский посол утверждает, что услышал об этом еще до конца дня. Императрица получила весьма подробное описание происшествия от Протопопова, но, пока тело не было обнаружено, она продолжала верить, что Распутин где-то скрывается. 17 декабря она писала мужу: «Я не могу и не буду верить, что Распутина убили. Бог милостив». Некоторую надежду ей подало письмо Юсупова, в котором он начисто отрицал, что ему что-либо известно о местопребывании Распутина, и с негодованием отвергал обвинения в причастности к убийству {734} . В городе, однако, в слух о гибели Распутина поверили сразу и встретили это известие с радостью. Вел. кн. Дмитрий, пришедший вечером 17 декабря в театр, вынужден был удалиться, так как публика устроила ему чуть ли не
126
Однако, по свидетельствам Милюкова и Маклакова, рассказы о веселии по поводу смерти Распутина — чистейшая «аристократическая легенда»; в действительности простые люди были встревожены убийством (см.: Spiridovich A.I. Raspoutin. P. 413–415).
Изуродованное тело Распутина обнаружили подо льдом 19 декабря. Вскрытие показало, что он скончался от трех пулевых ран еще до того, как тело было брошено в воду, но это, однако, не помешало расползтись слухам, будто его легкие были полны воды. Не было обнаружено никаких следов яда [127] . По желанию императрицы Распутина похоронили в Царском Селе, за пределами дворцовых земель, во владениях Вырубовой, и на его могиле была воздвигнута часовня, хотя официально сообщалось, что тело перевезено для захоронения в Сибирь. Тотчас после февральской революции тело было вырыто, сожжено и прах развеян {737} .
127
Отсутствие следов яда в трупе Распутина должно означать, что вино и пирожные отравлены вовсе не были. Материалы следствия по делу об убийстве Распутина продавались в Германии в период между войнами фирмой Karl W.Hiersemann (Originalakten zum Mord an Rasputin. Leipzig, n.d.: Library of Congress. DK. 254. R3H5), но сохранившихся экземпляров сегодня не выявлено. В анонсе (С. 8–9) также говорилось, что следов яда при вскрытии не обнаружено.
Сообщить царю о смерти Распутина выпало генералу Воейкову. В своих воспоминаниях он так описывает реакцию царя:
«С самого первого доклада — о таинственном исчезновении Распутина, до последнего — о водворении его тела в часовню Чесменской богадельни — я ни разу не усмотрел у его величества скорби и скорее вынес впечатление, будто бы государь испытывает чувство облегчения»{738}.
Юсупов утверждал, будто слышал от сопровождавших Николая в Царское Село 18–19 декабря, что он был «в таком радостном настроении, в каком его не видели с самого начала войны»{739}. Действительно, в дневнике за 17–19 декабря царь совсем не упоминает Распутина и отмечает, что в ночь с 18-го на 19-е «хорошо выспался»{740}.
Еще до убийства Распутина Николай собирался вернуться домой, чтобы провести Рождество с семьей. Теперь царская охрана настаивала на этом из опасения, что убийство Распутина могло быть первым из серии террористических актов {741} . И действительно, как мы увидим ниже, существовало несколько заговоров против Николая.
Смерть Распутина возымела вовсе не тот результат, какого ожидали заговорщики. Они намеревались разлучить царя с женой и сделать его более податливым влиянию Думы. Вместо этого трагедия только теснее сблизила супругов и лишний раз подтвердила справедливость их убеждения, что с оппозицией нельзя идти на компромисс. Николая возмущало участие в убийстве племянника Дмитрия и вызывала отвращение трусливая ложь Юсупова. «Мне стыдно перед Россией, — говорил он, — что руки моих родственников обагрены кровью этого мужика» {742} . Когда стало известно о причастности к акции Дмитрия, царь отослал его в русский отряд, дислоцированный в Персии. Но реакция высшего общества на эту меру наказания его ужаснула. Когда шестнадцать великих князей и княгинь ходатайствовали об оставлении Дмитрия в России, царь ответил: «Никому не дано право заниматься убийствами» {743} . Это прошение, по его мнению, компрометировало многих из его высокородных родственников и давало ему право прервать с ними сношения. Некоторых из них, в том числе и Николая Михайловича, просили покинуть Петроград. Чтобы выслужиться перед царской четой, Протопопов показал им перехваченные полицией приветственные телеграммы Пуришкевичу и Юсупову, среди них была телеграмма и от жены Родзянко {744} . Это глубоко ранило царя и заставило его еще резче ощутить свою отчужденность [128] .
128
Убийцы Распутина не предстали перед судом, по-видимому, благодаря вмешательству императрицы-матери. Вел. кн. Дмитрий, проведя некоторое время в русских войсках в Персии, уехал в Англию, где вел беззаботную жизнь, вращаясь в кругах английской аристократии. Впоследствии он женился на американке, богатой наследнице. Его дневники, хранящиеся в Гарварде (Houghton Library), не выдают большого интереса к жизни на родине. Юсупов, высланный в одно из своих имений, тоже в конце концов перебрался на Запад. Пуришкевич был арестован большевиками, но затем выпущен. Впоследствии он присоединился к Белому движению и умер во Франции в 1920 году.
Трепов был смещен в конце декабря, и на его место взошел князь Н.Д.Голицын, которому суждено было стать последним премьер-министром старого режима. Сознавая свою непригодность к этой роли, Голицын просил царя отменить назначение ввиду слабого здоровья, преклонных лет и отсутствия опыта, но царь не желал ничего слушать. К тому времени, впрочем, Совет министров практически уже бездействовал, и поэтому должность председателя была чисто церемониальной.
Царская семья после возвращения Николая II из Ставки вела тихую жизнь в сравнительно небольшом Александровском
Жизнь в Царском Селе текла спокойно и неторопливо. Императрица подолгу оставалась в постели, принимая у себя Вырубову, которая безопасности ради переселилась в Александровский дворец. Николай впал в депрессию, о чем ярко свидетельствовали его изборожденное морщинами лицо и ничего не выражающий взгляд. По утрам и после полудня он принимал сановников и иностранных дипломатов, а Александра слушала его беседы, сидя в особой задней комнате, за потайной дверью{747}. Днем он выходил на прогулку и иногда катался с детьми на моторных санях, которые соорудил один из его шоферов. По вечерам читал вслух из русской классики, играл в домино и составлял разрезные картинки. Время от времени во дворце смотрели кинофильмы, последней лентой в Царском Селе в конце февраля была «Мадам Дю Барри»{748}. Кое-кто из посетителей пытался предупредить их о близкой катастрофе. Александра в ответ только сердилась и, бывало, просила удалиться такого глашатая дурных вестей. Николай вежливо выслушивал, поигрывая папиросой или внимательно обследуя ногти и не проявляя большого интереса к предмету разговора. Он оставался глух к призывам вел. кн. Александра Михайловича, своего зятя и отца Ирины Юсуповой, одного из немногих великих князей, с которыми он еще поддерживал отношения{749}. Иностранцев же, осмелившихся подавать ему советы, он резко осаживал. Когда британский посол сэр Джордж Бьюкенен приехал в Царское с новогодним визитом и в беседе просил царя назначить премьер-министром кого-нибудь, кто пользуется доверием народа, царь ответил:
«Так вы думаете, что Я должен приобрести доверие своего народа, или что он должен приобрести МОЕ доверие?» [129] .
Власть, портящая, как известно, человека, в случае императора Николая не столько портила, сколько отдаляла его от людей.
Часто посещавший Царское Село в эти последние недели очевидец рассказывает, что атмосфера там напоминала траур в семье {750} . Дневники царя, которые он вел весьма регулярно, не дают представления о его мыслях или душевном состоянии; лишь 31 декабря, в день, когда он принимал английского посла и отказался внимать зловещим слухам, Николай записал, что они с императрицей «горячо помолились, чтобы Господь умилостивился над Россией!» {751} . 5 января 1917 года Голицын докладывал, что в Москве открыто говорят о «будущем царе», на что Николай ответил:
129
Buchanan G. My Mission to Russia. Boston, 1923. V. 2. P. 45–46; см. также сильно сокращенное рус. изд.: Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. М., 1991. С. 194. [ «Захаров» выпустит во второй половине 2005 г. новое издание этих мемуаров в полном переводе.] Ср.: Спиридович А.И. Великая война и февральская революция, 1914–1917 гг. Нью-Йорк, 1962. Т. 3. С. 14. По словам дочери Бьюкенена, Николай затем сказал, что слухи о нарастающих беспорядках преувеличенны и что армия спасет его. См.: Buchanan M. Petrograd, the City of Trouble. Lnd., 1918. P. 81. Николай получал от полиции донесения, что британское посольство поддерживает связь с антиправительственными группами в Думе и даже оказывает им финансовую помощь. См.: Воейков В.Н. С царем и без царя. Хельсингфорс, 1936. С. 175.
«Мы с императрицей знаем, что все в руках Божиих. Да будет воля Его»{752}.
Всегда сдержанный и спокойный, Николай лишь однажды потерял самообладание, приоткрыв за обычной внешне бесстрастной маской глубокое потрясение. Это случилось 7 января 1917 года во время визита Родзянко. Он, как обычно, вежливо выслушивал привычные предостережения, но когда Родзянко стал умолять «не заставлять народ выбирать между ним и благом страны», Николай «сжал голову руками» и сказал:
«Возможно ли, что двадцать два года я старался делать как лучше и что все двадцать два года я ошибался?»{753}.
Потерпев поражение в попытке изменить политику посредством ликвидации Распутина, консерваторы пришли к убеждению, что «есть только одно средство спасти монархию, это устранить монарха»{754}. Известно о двух заговорах, состоявшихся как раз с такой целью, но, всего вероятнее, их было больше. Один заговор был организован Гучковым. Как он сам вспоминал, он был уверен, что нарождающаяся русская революция не повторит пути французской революции 1848 года, когда рабочие свергли монархию и позволили взять бразды правления «лучшим людям». В России же, как предполагал Гучков, власть перейдет в руки революционеров, которые в одночасье страну погубят. Поэтому следует подготовить легальный переход монаршей власти от Николая к наследнику Алексею, при регентстве брата царя вел. кн. Михаила. Гучков привлек к своему замыслу товарища председателя Думы и члена Прогрессивного блока Н.В.Некрасова, крупного промышленника М.И.Терещенко (председателя военно-промышленного комитета в Киеве) и князя Д.Л.Вяземского. Конспираторы предполагали захватить царский поезд по дороге из Ставки в Царское Село и заставить Николая отречься в пользу сына{755}. Замысел этот далеко не продвинулся, так как заговорщикам не удалось заручиться широкой поддержкой, в особенности среди младших офицеров.