Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918
Шрифт:
Выполняя инструкции своего правительства, Рицлер тем не менее бомбардировал министерство иностранных дел телеграммами, в которых предсказал скорое падение большевиков. 19 июля он передал по прямому проводу: «Большевики мертвы. Их труп живет, поскольку могильщики не могут договориться, кто должен его хоронить. Борьба, которую мы в настоящее время ведем с Антантой на русской земле, уже не имеет целью добиться расположения этого трупа. Она стала борьбой за преемников, за ту ориентацию, которую примет Россия в будущем»{1016}. Соглашаясь, что большевики делают Россию безопасной для Германии, он замечал, что одновременно они делают ее бесполезной{1017}. Его рекомендации заключались в том, чтобы Германия взяла на себя заботу о «контрреволюции» и поддержала буржуазные силы в России. А избавиться от большевиков можно, по его мнению, почти без усилий.
Действуя на свой страх и риск, Рицлер заложил фундамент для антибольшевистского переворота. Первым шагом было расположить
В Германии согласились направить в Москву батальон, если это не вызовет возражений со стороны советского правительства. Рицлер также получил инструкции вступить в тайные переговоры с латышскими стрелками, чтобы выяснить их намерения. Рицлер, у которого уже был хороший контакт с латышами, спросил, готовы ли они изменить большевикам. Они ответили, что готовы. Вот как описывает свои размышления летом 1918 года Вацетис, командир латышей: «Как ни странно, но тогда настроение умов было такое, что центр советской России сделается театром междоусобной войны и что большевики едва ли удержатся у власти и сделаются жертвой голода и общего недовольства внутри страны. Не исключена была возможность движения на Москву германцев, донских казаков и белочехов. Эта последняя версия в то время была распространена особенно широко. Большевики не имели в своем распоряжении вооруженной силы, способной драться в поле. Те войсковые части, над сформированием которых так легкомысленно и лукаво трудился военрук Высшего военного совета М.Д.Бонч-Бруевич, благодаря голоду в западной полосе европейской России разбегались в поисках пищи, образуя опасные для сов. власти шайки бандитов. Такие войска, если можно назвать их этим почетным именем, разбегались при появлении немецкой каски… В связи со всеми этими версиями и слухами меня крайне беспокоил вопрос о том, что будет с латышскими полками в случае дальнейшей интервенции германцев и появления в центре советской России казаков и белых армий. Такая возможность тогда допускалась, и она могла бы привести к полному истреблению латышских стрелков»{1019}. Как Рицлер выяснил в ходе переговоров, латыши хотели вернуться на свою оккупированную немцами родину и, если бы им была гарантирована амнистия и репатриация, готовы были оставаться по крайней мере нейтральными в случае германской интервенции против большевиков{1020}.
Рицлер также возобновил переговоры с Правым центром. Его новый представитель, кн. Григорий Трубецкой, бывший во время войны послом Российской империи в Сербии, попросил от Германии срочной помощи, чтобы избавить Россию от Ленина. Он выставил несколько условий, на которых его группа готова была сотрудничать с немцами: Германия должна позволить русским сформировать собственные вооруженные силы на Украине с тем, чтобы Москву освободили русские, а не немцы; нужны гарантии пересмотра Брестского договора; правительство, которое придет на смену большевикам, не должно испытывать никакого давления; Россия будет соблюдать нейтралитет в мировой войне{1021}. Трубецкой утверждал, что его группа поддерживает контакт с 4000 боеспособных офицеров, которым не хватает только оружия. Он подчеркивал также, что нельзя терять времени, ибо большевики ведут систематическую охоту на офицеров, расстреливая их десятками ежедневно{1022}.
К тому времени, когда в Москву прибыл преемник Мирбаха Карл Хельфферих (28 июля), у Рицлера был готовый план государственного переворота: германский батальон занимает Москву, латышские стрелки, охраняющие город, оказываются нейтрализованы обещаниями амнистии и репатриации, и крах большевистского правительства обеспечен. После этого будет создано новое российское правительство, полностью зависимое от Германии, наподобие режима гетмана Скоропадского на Украине{1023}.
Но план Рицлера провалился. Его ключевая позиция — введение в Москву германского батальона — была категорически отвергнута Лениным, и Берлин вынужден был от этого отказаться. Уступая давлению Гинденбурга, Вильгельмштрассе направила советскому правительству ноту, где было сказано, что предложение послать в Москву вооруженное подразделение германской армии не имело в виду покушения на суверенитет Советов, а только преследовало цель обеспечить безопасность сотрудников посольства. Более того, говорилось далее в ноте, эта сила могла бы прийти на помощь советскому правительству, если бы произошло еще одно антибольшевистское восстание{1024}. Рицлер вручил Чичерину эту ноту вечером 14 июля. Чичерин послал ее Ленину, который в этот момент отдыхал за городом. Ленин сразу же разгадал коварный замысел немцев. Той же ночью он возвратился в Москву и обсудил этот вопрос с Чичериным. Речь шла о деле, в котором он не был готов уступить: он мог дать германцам все, о чем бы они ни попросили, пока они не угрожали его власти. На следующий день он сформулировал свою позицию по поводу германской ноты,
Не встретило понимания и предложение Рицлера нейтрализовать латышей, обещав им амнистию и репатриацию. Больше всех воспротивился этому Людендорф, опасавшийся, что Латвия будет «заражена» большевистской пропагандой. Новый министр иностранных дел, адмирал Пауль фон Хинце, который еще настойчивее, чем его предшественник Кюльман, ратовал за сотрудничество с Лениным, не пожелал более слушать никаких доводов и распорядился, чтобы московское посольство прекратило переговоры с латышами{1027}.
Министерство иностранных дел разработало свой собственный план на случай падения большевистского режима. Если эсеры, ориентированные на Четверное согласие, захватят в России власть, германская армия ударит из Финляндии, возьмет Мурманск и Архангельск и оккупирует Петроград и Вологду {1028} .
Хельфферих прибыл в Москву с твердым намерением проводить пробольшевистскую политику своего правительства. Но, как он быстро обнаружил, сотрудники посольства были все до единого настроены против нее. Отчеты, полученные им в первый же день вечером, и те немногие личные впечатления, которые он смог к этому времени почерпнуть, заставили его изменить точку зрения. 31 июля, во второй половине дня, впервые отважившись выйти за стены тщательно охраняемого посольства, он посетил Чичерина, чтобы выразить протест против убийства левыми эсерами на Украине фельдмаршала Эйхгорна и не прекращающихся угроз со стороны левых эсеров сотрудникам посольства. В то же время он заверил наркома, что германское правительство намерено и впредь оказывать большевикам поддержку. Как ему стало известно впоследствии, через несколько часов после этой беседы в Кремле состоялась встреча, на которой Ленин сообщил соратникам, что дело их «временно» проиграно и возникла необходимость эвакуировать правительство из Москвы. Когда совещание было в самом разгаре, прибыл Чичерин и поведал собравшимся о только что обещанной ему Хельфферихом полной поддержке со стороны Германии [169] .
169
Baumgart. Ostpolitik. S. 237–238. Судя по всему, Ленин планировал переместить правительство в Нижний Новгород (Там же. С. 237, примеч. 38).
Настроение в Кремле было итак довольно унылое, когда 1 августа пришло сообщение, что корабли Британского военно-морского флота открыли огонь по Архангельску. Этим было положено начало широкомасштабной военной интервенции стран Четверного согласия против России. Москва, гораздо хуже осведомленная о военных планах Четверного согласия, чем о намерениях Германии, была в полной уверенности, что союзники собираются идти на столицу. Потеряв голову, правительство бросилось в объятия Германии.
Здесь необходимо напомнить, что в марте 1918 года страны Четверного согласия обсуждали с большевистским правительством возможность высадки своих войск на территории России — на севере (Мурманск и Архангельск) и на Дальнем Востоке (Владивосток), — чтобы защитить эти порты от немцев и создать базы для предполагаемых соединенных сил в России. Сами они должны были оказать помощь в организации и обучении Красной Армии. Однако союзники действовали медленно. Они высадили символические отряды в трех портовых городах и выделили несколько офицеров в распоряжение наркомата Троцкого, но у них не было лишних сил, которыми можно было свободно распоряжаться в разгар немецкого наступления. Необходимая военная мощь имелась только у Соединенных Штатов, но так как Вудро Вильсон был противником вмешательства в дела России и это его настроение оставалось неизменным, ничего не предпринималось.
Перспективы возрождения Восточного фронта существенно улучшились в начале июня, когда Вильсон изменил свою точку зрения под впечатлением Чехословацкого восстания. Он посчитал моральным долгом Соединенных Штатов помочь чехам и словакам в их возвращении на родину и пошел навстречу своим британским союзникам, согласившись предоставить войска как для Мурманско-Архангельской, так и для Владивостокской экспедиций. Американские силы, принявшие участие в этих операциях, получили строгий приказ не вмешиваться во внутренние дела России{1029}.