Русская рулетка

Поволяев Валерий Дмитриевич

Услышав голос, пришедший из далёкого далека, будто с другой планеты:

— Сдавайся!

Этот далёкий безжалостный выкрик вызывал у Лебедева короткий смех, схожий с чахоточным кашлем. Он протестующе мотнул головой. Неужели бегущие к нему большевики — такие дураки, неужели думают, что он сделан из того же теста, что и они?

На бегу Лебедев засунул револьвер в сумку — он не простил себе этого, — круто размахнулся и бросил сумку в воду, по косой побежал к ближайшему дому, в котором темнел открытой дверью широкий грязный подъезд. Сумка отвлечёт преследователей, они кинутся за ней, распахнут рот — бывший лейтенант точно выиграет

на этом минуты две. Для спасения ему большего не надо — только эти две минуты, и он оставит чекистов с носом.

Из кармана выдернул пакетик с порошком, развернул и на бегу, задрав голову, сыпанул порошок себе в рот — этот порошок взбодрит его, ему станет легче дышать, припустил с новой силой — у распахнутого подъезда должен быть открыт чёрный ход: из подъезда явно только что вывезли мебель или вытащили покойника, в крайнем случае он выпрыгнет через окно и уйдёт. Лебедев бежал прытко, словно козёл, и почти достиг цели, когда уже в подъезде из темноты на него спрыгнул человек, подмял. Лебедев закричал, услышав хруст собственных позвонков, полетел вместе с сидевшим на нём человеком вниз, так и не сообразив, что чекисты заманили его в открытый подъезд, как в ловушку. Так широко подъезд распахнули они специально для Лебедева. Детали этой операции продумывал человек, не менее сообразительный, чем Лебедев, — Алексеев.

В комиссариате милиции Васильевского острова, куда был доставлен беглец, удивились, найдя у Лебедева морфий, два несложных шифра, записную книжку, в которую секретной скорописью были занесены питерские адреса, инструкции финского генштаба и фальшивые документы на имя Ивана Корниловича Александрова.

А в портфеле, который Лебедев бросил в Малую Невку, находилась довольно мощная бомба.

Произошло это 29 июля 1921 года. Шведова чекисты пока не трогали — он наслаждался хорошей погодой, ходил по Питеру (все адреса и точки, где он бывал, засекали), обедал в коммерческих ресторанах, не жалея денег — были у него и царские, и керенки, и советские, всякие «дензнаки», словом; но всё это было обычной бумагой по сравнению с новенькими, словно бы только что отчеканенными, золотыми десятками; николаевские и александровские червонцы — это уже деньги, в голодном Питере можно было купить и ветчину со сдобным хлебом, и сало с английской консервированной колбасой, и банки с ананасами, привезённые из далёкого Сингапура.

Важно было понять, что в конце концов хочет Шведов, куда он протянет ниточку, которую тащит за собой из Финляндии? Алексеев вычертил на листке бумаги шведовские маршруты, задумался: рисунок маршрутов напоминал хорошо сотканную паутину. Покачал головой:

— Муха не пролетит!

Крестов скосил глаза в чертёжик, согласился:

— Плотно вяжет!

— Но что нужно сделать верблюду для того, чтобы не проскочить в ушко иголки?

— Не знаю, товарищ Алексеев, — недоумённо приподнял плечи Крестов. Ему не нравились такие шуточки.

— Завязать на конце хвоста узел, — Алексеев отвёл взгляд от чертёжика и азартно пощёлкал пальцами. — Вот сейчас такой узел ему и завяжем!

— И затянем.

— И затянем! — согласился Алексеев. — Но пока Шведов пусть ходит, пусть резвится. Червончиков у него, как вы думаете, много осталось?

— Если кончились, сбегает за ними в Финляндию.

— Э-э-э… Вряд ли мы ему это позволим, — не согласился со своим подчинённым Алексеев. — Сбегать в Финляндию… Нет уж. Но пока пусть по ресторанам ходит.

Планы строит, пусть танцует, в общем, ясно?

Танец этот кончился очень скоро — раньше, чем предполагал Алексеев. Так сложились события.

Глава двадцать пятая

Хотя Кронштадт и считался для морских офицеров опасным местом — у всех в памяти сидел адмирал Вирен, к которому ночью пришли матросы, разбудили без всяких церемоний и прямо на лестничной площадке подняли на штыки, — а дышалось в Кронштадте легче, чем в Петрограде.

И всё равно Чуриллова тянуло в Петроград. К Ольге. И если выпадало свободное время, он шёл на «адмиральский причал», садился на дежурный катер и отправлялся в «стольный град», переставший быть стольным, — столицу перенесли в Москву три года назад.

В последний раз он приехал к Ольге, а там — этот человек, вызывающий оскомину, с лицом раздавленной тележным ободом селёдки и пышными казачьими усами (и когда он только успел их отрастить?) — Шведов. Несмотря на неприятие, Чуриллов был подчёркнуто вежлив со Шведовым, Шведов с Чурилловым — тоже.

— Я предлагаю сегодня пообедать в ресторане, — сказал Шведов, потёр руки, — я иногда захожу в «Крышу», там дивно кормят.

— Не возражаю, — весело отозвалась на предложение Ольга и так же, как и Шведов, потёрла руки. Повторение жеста кольнуло Чурилова, и чего Ольга нашла в этом человеке? Ольга перевела взгляд на Чуриллова, всё поняла и рассмеялась. Затем, словно бы поймав себя на чём-то, оборвала смех и спросила: — Олег, вы с Гумилёвым видитесь?

— Очень редко. Дважды был в «Цехе поэтов», встречал его, пообщались на ходу — говорили о пустяках, на том общение и закончилось.

— Жаль. Гумилёв — очень значительная фигура в российской поэзии.

— Я знаю это очень хорошо, — с неожиданной печалью произнёс Чуриллов.

— Олег Семёнович, а что вы скажете о настроениях, бытующих в среде кронморяков? — Шведову надоел пустой разговор о поэзии и ещё о чём-то никчемном, и он решил перевести его в другое русло.

— Абсолютно ничего.

— Как так?

— Отношения между офицерами и нижними чинами в Кронштадте очень натянутые, реальных точек соприкосновения друг с другом — почти никаких. Я с матросами общаюсь редко.

— Жаль.

— Кому как… Мне — нет.

— Я смотрю, вам не очень-то дороги интересы «Петроградской боевой организации», — жёстким тоном произнёс Шведов.

— Я очень далёк от всего этого, — сказал Чуриллов, — далёк от политики, далёк от споров, кто лучше, монархисты или большевики… Первые, по-моему, здорово устарели и всем надоели со своей гувернёрской чопорностью и неуёмными претензиями на трон, вторые слишком рано вылупились из яйца и начали задираться, как голозадые цыганята, но, на мой взгляд, и те и другие — не в ладах со временем, в котором живут…

Шведов, иронично дёрнув ртом, похлопал в ладони:

— Браво!

Чуриллов сделал вид, что ничего не заметил, — таковы были на сегодня условия игры, но про себя подумал неприязненно: «И чего он всё время аплодирует? Себе, что ли? Вот актёр погорелого театра!»

— А насчёт того, дороги мне интересы «Петроградской боевой организации» или нет, не могу сказать ничего определённого.

— Вы согласны нам помогать?

— Не знаю.

— Раньше вы были другого мнения. Гумилёв, например, нам помогает. Он написал великолепную листовку.