Русская современная драматургия. Учебное пособие
Шрифт:
Шок – как люди живут! Как бедно, убого, одноклеточно люди живут! – сменялся традиционными для русских саднящими вопросами: почему так происходит? кто виноват? что делать? Душу жгло оттого, что, несмотря ни на что, перед нами были не просто люди, достойные жалости и осуждения, а личности с биографиями, легко прочитывающимися в коротких репликах, понятными слабостями и стремлениями жить лучше, кто как умеет. Чем ничтожнее и мельче оказывались их порывы, тем сильнее хотелось что-то исправить и чем-то помочь» [75] .
75
Агишева Н.
Сейчас иные времена, наконец-то беспрепятственно публикуются и ставятся на сцене пьесы Петрушевской, как новые, так и 10-летней давности. Вышли два больших сборника [76] ; издано 5-томное собрание сочинений и однотомник прозы. А на «Боннском биеннале» в 1992 г. цикл одноактных пьес Л. Петрушевской «Темная комната» с большим успехом представлял «новую драму России». Все это позволяет предпринять попытку, не отвлекаясь на недавние дискуссионные страсти, сделать некоторые обобщения о художественном мире писательницы.
76
Петрушевская Л. Песни XX века. Пьесы. М., 1988; Петрушевская Л. Три девушки в голубом. М., 1989.
Мир, среда обитания героев Петрушевской
Первое, что бросается в глаза в пьесах Л. Петрушевской, это перегруженность бытом. Герои, кажется, ничего не способны замечать вокруг себя, кроме постоянных семейных неурядиц, нехватки денег и поисков способов найти их. Быт сгущен, сконцентрирован до такой степени, что представляется единственной всеобъемлющей реальностью. Он превращен в абсолют, вбирает все возможные проявления человека, все возможные отношения между людьми, люди же мечутся в этом плену, либо отбиваясь от не скончаемых проблем, либо молчаливо и покорно неся их бремя И те и другие следуют сентенции одного из героев Петрушевской, нечаянно изреченной: «Надо жить жизнью…» Какая это жизнь?.. – Слово персонажам:
Полина. У нас мало денег. Папина пенсия, мамина совсем ничего, я младший научный да двое детей… Костя ведь не вносит денег… Костя настаивает, чтобы мы уехали и жили от родителей отдельно. А я их не могу бросить. они старые. Потом, кто будет с детьми. Потом, на какие шиши купить квартиру. Так что все упирается… Стираю дважды в неделю. Мы в прачечную не отдаем, не хотим вариться в общем котле… Магазины ежедневно… Еще пишу диссертацию (2, 127, 131) [77] .
Эля. Ну, а я всегда живу в долг. Играю в черную кассу. Денег нет и не будет, зато есть, что надеть (2, 197).
77
Текст произведений Л. Петрушевской цитируется по изданиям, перечисленным в конце главы, с указанием порядкового номера и страницы в скобках.
Татьяна. Магазины, электричка, кастрюли жирные… (2, 197).
Быт – плен, одушевленный властелин, персонифицированный в деталях окружающей героев материальной обстановки. У Петрушевской ошеломляет парадоксальное несоответствие между на званием пьесы («Любовь», «Анданте», «Уроки музыки», «Квартира Коломбины») и приземленностью, обыденностью, бездуховностью, цинизмом, как нормой существования персонажей.
«Три девушки в голубом»… Образ, вынесенный в название пьесы и ассоциирующийся с чем-то чистым, романтически возвышенным (может быть, с чеховскими сестрами Прозоровыми?), звучит иронично по отношению к трем молодым женщинам, связанным отдаленным родством и общим «наследством» – полуразвалившимся дачным домом, вернее,
Соответствующим образом звучит и «романс о влюбленных» (пьеса под названием «Любовь») в «комнате, тесно обставленной мебелью: во всяком случае повернуться буквально негде, и все действие идет вокруг большого стола» (2, 215).
Среди множества обступающих человека в сфере быта проблем Л. Петрушевская чаще обращается к самым больным, высокого социального накала. Это прежде всего неустроенность быта, теснота, приводящая к ненормальным отношениям поколений в одной семье, к озлобленности и даже ненависти. «В вашей квартире, конечно, тесно трем поколениям» – лейтмотив многих пьес, в частности, «Уроков музыки». С приходом из армии единственного сына Николая, приведшего в смежно-изолированную двухкомнатную квартиру девушку Надю из общежития, в относительно благополучной семье Кузнецовых утрачен мир и покой, «пошло дело».
Бабка. Нам уже все уготовано. Потеснимся, перемрем, детям уступим, смертию смерть поправ. Вы тут, мы там, внуки с дедами, а бабку на погост…
Таисия Петровна… Она ведь из общежития. Она на нашу квартиру намаслилась. Это да. А наш Николай ей ни на что не нужен. А он тянется вообще уйти за ней. Она только моргни. Хичница (2, 14–15).
Бабка (подумав).…у нас проклятые смежные комнаты. Теперь всю дорогу так будет: «Извините, мы не помешаем» – и так далее.
Николай. Почему же это? Почему это так будет?..
Федор Иванович. Надя ко мне в Сызрань приезжала два раза.
Николай. Она моя жена.
Таисия Петровна. Она к тебе два раза приезжала, а отец на тебя всю жизнь положил. Учил тебя, кормил.
Николай. Я своим детям не буду так говорить.
Таисия Петровна. До своих еще дожить надо. И вырастить самим.
Николай. Начинается!.. (2, 16–17).
Старая как мир песня сгущается в художественной атмосфере пьес Петрушевской в дикую какофонию: абсурдную девальвацию родственных чувств.
Во имя «спасения» от неугодного брака мать «подкладывает» сыну соседскую девочку, изгоя в собственной семье. В результате ломаются три молодые судьбы («Уроки музыки»). Брат упекает сестру-близнеца в «дурдом» с диагнозом «шизофрения», а по выходе ее оттуда пишет новое заявление о продлении лечения. А на самом деле, – исповедуется героиня, – «я просто переживала смерть мамы, после больницы тяжело, надо как-то жить… А брат опять вызывает врача, мы ее не можем поднять с постели, она неподъемная, сама себя не оправдывает, кормить я ее не в силах… А брату, видно, понравилось жить одному, опять положил меня в больницу, диагноз уже тот. Клали меня, я кричала криком. Положили в буйное» (1,231).
Деградация чувств отцов и детей в десятках рассказанных Петрушевской историй о дележе имущества, об ожидании смерти близких во имя овладения квадратными метрами, дачами, «Жигулями» и т. д. и т. п. настолько очевидна, устрашающа, что корысть и, скажем, «сыновняя любовь» неотделимы в речевом потоке:
Валя. Она хочет, чтобы я с ними жил, я не отказываю. Но мои родители как же? Они останутся одни на пятидесяти метрах на старость? Интересно, что же это, они на меня всю жизнь работали, а я теперь их брошу? Кто Машину отцу водить будет? (2, 112).