Русская стилистика - 2 (Словообразование, Лексикология, Семантика, Фразеология)
Шрифт:
Надо ли объяснять, что ни тот ни другой в Париже никогда не были24. Для них это просто звучный символ, таинственное место вроде Беловодья или Шамболы, где люди существуют по иным, замечательным законам, где пол в пивных настолько чист, что можно безбоязненно ставить чемодан, и где посетители никогда не допивают до дна, давая возможность лиловым бомжам поправиться и захорошеть.
А вот я в Париже был. Честное слово!
Обратим внимание на откровенно двусмысленное словосочетание "поправиться и захорошеть", т.е. не только впасть в алкогольную эйфорию, но также излечиться от нравственных недугов и буквально стать хорошими.
Париж
Повесть начинается с рассуждения о наименовании пивбара:
"Наш пивной бар называется "Рыгалето", хотя на самом деле он никак не называется, а просто на железной стене возле двери можно разобрать полустершуюся трафаретную надпись:
Павильон № 27
Часы работы: 10.00-20.00.
Перерыв с 13.00 до 14.00.
Выходной день - воскресенье.
(...) Павильон... Его сооружали прямо на моих глазах: варили из металлических труб и листового железа, а потом красили в ненавязчивый серый цвет. Но тогда никто и не догадывался, что это будет пивная! Думали, ну вторсырье, ну - в лучшем случае, овощная палатка. Даже спорили на бутылку, но никто не выиграл, никому даже в голову не залетало: ПИВНОЙ ПАВИЛЬОН!"
Пивная у Полякова - образ двойственный: сгусток российской действительности и одновременно - "островок Франции" среди советского быта. Она непредсказуемо возникает, рождаясь из серости, убогой ординарности позднесоветских реалий, вместо привычных и ожидаемых "вторсырья" или "овощной палатки" - как своеобразная обитель вольномыслия, которое провоцируется именно Францией: "В "Рыгалето" можно услышать что угодно: (...) от парнокопытного мычания до искрометной полемики вокруг воззрений Пьера Тейяра де Шардена". Выбор Тейяра де Шардена, а не Лима де Фариа или Бердяева (которые тоже писали о проблемах эволюции), показателен.
Примечательно и название, которое посетители придумывают для безымянной пивной. Они изначально отказываются принимать официально-показушное французское наименование и заменяют его русскими:
Конечно, нашу пивную павильоном мы не называли никогда. Смешно! Сначала безыскусно именовали "точкой", потом некоторое время "гадюшником", года полтора держалось название "У тети Клавы" - по имени уборщицы, одноглазой старушки, которая смело бросалась разнимать дерущихся с криком: "У тети Клавы не поозоруешь!".
Если французское название "павильон" отвергается потому, что выглядит неуместным - фальшивым и даже "смешным", то русские наименования "точка" и "гадюшник" отвергаются по другим причинам - из-за их заурядности и невыразительности. Более удачным выглядит вариант "У тети Клавы", потому что он так же "национально двойствен", как и само заведение. Название порождено совершенно русской ситуацией, но остроумно подогнано под названия образцовых парижских ресторанов - напр., "У
Итак, посетители пивной отвергают ее первоначальную - семантически пустую, формальную - "французскую" коннотацию (павильон), но движутся через неудачные русские - к французскому же смысловому ореолу. Этот вариант не окончателен, но более удачен, потому что интериоризован - проведен через личный опыт завсегдатаев пивбара, окрашен их добрыми чувствами (заметим a propos: русскими).
Но окончательным вариантом оказалось "народно-этимологическое" "Рыгалето" (отметим и здесь типичный для всего текста контаминационный характер этого названия: совмещение "иностранного" и "русского"). Поляков мотивирует его следующим образом:
"Но вот выявился один замечательный завсегдатай - спившийся балерун из Большого театра. Интересно, что даже в совершенно пополамском состоянии он все равно ходил по-балетному - вывернув мыски. За дармовую кружку пива балерун охотно крутил фуэте и кричал при этом дурным голосом: "Р-риголетто-о-о!" Почему "Риголетто", а не, допустим, "Корсар" или "Щелкунчик",- никто не знал. Пивную начали называть "Риголетто", потом "Рыгалето", что, в общем-то, более соответствовало суровой общепитовской действительности. Сам балерун вскоре, весной, умер прямо на пороге нашей забегаловки, не дожив пяти минут до открытия, до 10.00. до реанимационной кружки пива. А название намертво (sic!) пристало к нашему железному павильону. Вспоминая того несчастного фуэтешника и видя, как все вокруг переименовывается вспять, я думаю о том, что не удается оставить после себя такой прочный след в жизни" ("балерун" сыграл роль "строительной жертвы": он довел до завершения образ этого заведения и умер - оттого запущенное им в обиход словечко "Рыгалето" оказалось наиболее жизнестойким). В этом фрагменте тоже встречаются галлицизмы, в том числе с элементом русификации (балерун, фуэте), которые выполняют роль аттракторов25 - элементов, которые в данном случае актуализуют "французский" фон повествования (вернее, концепт "Франция в советском контексте").
Окончательное название пивбара, на первый взгляд, вызывает итальянские ассоциации, но поскольку опера Верди написана на сюжет драмы В. Гюго "Король забавляется", то и здесь первоисточник названия оказывается французским.
Более того, эта череда переименований настраивает персонажей на возможную перспективу дальнейших поисков названия. Примечательна в этом отношении реакция жены героя на его появление после обмывания путевки всё в том же "Рыгалето".
– Картошки не было!
– доложил я первым делом, так как с утра имел приказ купить пять килограммов
– А картошки в пивных никогда и не бывает!
– пожала плечами жена.
– Прости, я просто забыл... Мне сегодня на собрании... выделили путевку! (...)
– А куда ты едешь?
– В Париж!
– -- Вы переименовали "Рыгалето" в "Париж"?
– предположила язвительная супруга моя Вера Геннадиевна.
При всей язвительности этой ремарки, в ней содержится доля истины: в предшествующем тексте пивбар уже достаточно подготовлен к такому варианту наименования.