Русская война: дилемма Кутузова-Сталина
Шрифт:
– «очевидцы утверждают», что Сталин в первые дни войны был подавлен, мало занимался делами – и прямо-таки гигантское мгновенное развёртывание деятельности этого Коми… простите! Совета, разом поднявшего промышленность 7 республик, 60 областей, и без сучка, без задоринки – и без единого вопроса!
Всесильные Органы, Госплан, Госснаб, ВоСо, дюжина наркоматов первого ранга в безусловной субординации и перед кем? – «советом», да ещё каким– то «не-важным». Кто такой Шверник? Вы знаете Шверника? Профсоюзник, Секретарь ВЦСПС! А Косыгин? Кто такой Косыгин? Нарком текстильной промышленности! Даже наркомат водного транспорта более известен как «расстрельное место» по обычаю посылать на
И вдруг перед ними склонились Вознесенский, Берия, Каганович, Жданов, Хрущёв?!
Да полноте, проснитесь! «По когтям узнаю льва!» – воскликнул бы Лейбниц. Кто, кроме И.Сталина воплощённого во всесильной ВКП(б), самой эффективной структуре управления и властвования, известной истории, мог осуществить эту работу, неслыханную трудность и грандиозные последствия которой нам уже очевидны? Чья капитан-исправничья фуражка могла развязать любое препятствие, ссадить любую амбицию, запрячь в одну телегу лебедя, рака и щуку? – даже если её принесёт А.Н.Косыгин…
И кто, кроме этого профессионального революционера-конспиратора, мог так её затенить, что ни союзники, ни враги, ни мы, живущие 6 десятилетий спустя, и зная её весомость, никак не можем определить её ранга среди других решаемых им в 1941 году задач – так, важная среди важных…
Сама последовательность принятия решений – 24-го об эвакуации и 25-го о стратегической обороне – говорит о том, что Сталин считал самым важным в условиях крайне неблагоприятного начала войны сохранить военно-экономический потенциал, по условиям 30-х годов на 80 % развёрнутый западнее Волги, предварительные работы по перемещению которого уже начались с 1939 года под удобно-непонятной вывеской «строительство заводов-дублёров». Создание Совета по эвакуации означало, что уже не позднее утра 23-го, а скорее всего во второй половине 22-го И.Сталин пришёл к выводу о поражении армии в приграничном сражении – может быть, считал начальную неудачу в 1941 году неизбежной, хотя и крайне тяжело с ней мирился, и оттягивал принятие окончательного решения…
Где-то в сумеречные часы с вечера 22-го до утра 24-го перед ним встала во всей жестокости дилемма Кутузова в новой форме – что важнее для судьбы страны, сохранение кадровой армии мирного времени, попавшей под неотразимый удар, или спасение военной промышленности, в массе своей оказавшейся в полосе вторжения?
Итоги войны, судьба СССР, судьба каждой страны в нём, судьба мира в конечном счёте зависела от правильности его выбора:
– бросить промышленность и быстрым отводом вглубь страны спасти 4,7миллионную армию мирного времени как основу развёртывания массовых вооружённых сил… вот только с чем они пойдут в бой через 5–6 месяцев, когда начнут иссякать мобилизационные запасы;
– или, пожертвовав кадровой армией, эвакуировать промышленность и, опираясь на имеющийся в стране 20–25 миллионный призывной контингент, воссоздать её заново… но не станет ли гибель кадровых частей падением плотины, после которого ревущая стихия поглотит всё? Как предотвратить эту угрозу?
24 июня видимая часть решения отлилась в директиву о создании Совета по эвакуации – Сталин решил дилемму в пользу промышленности! Кадровая армия должна была пожертвовать собой… но не до последнего солдата!
В том огромном манёвре военным потенциалом через пространство и время, типологически отчасти совпадающим с манёвром территорией в 1812 году, кадровая армия играла не главную и исключительную, а соединённую в общей симфонии мелодию:
– она не давала противнику быстро продвигаться в глубь страны к военно-промышленным центрам;
– притягивала на себя удары авиации, в том числе и дальнебомбардировочной, снимая их
– истекая кровью, сохраняла в себе резерв последнего срока, к декабрю сократившийся до 40 дальневосточных дивизий;
– служила приманкой, тешила генеральско-прусскую спесь числом пленных, номерами уничтоженных корпусов и дивизий, ливнем «Железных крестов», фанфарами Берлинского радио, за серебряными разливами которых не слышен был нарастающий рокот поднимающихся с места сотен заводов!
Именно армия оплатила своей кровью перенос сквозь пространство 1523 заводов и 10 миллионов человек персонала – но цена эта оказалась страшной: 4 миллиона 200 тысяч бойцов и командиров!
Была ли возможность избежать таких жертв? Простой расчёт показывает, что для вывода войск Западного и Юго-Западного направлений из-под удара вермахта надо было осуществить стратегическое отступление со средней скоростью 25–30 км. в сутки вместо 12–15 км. реальных, т. е. вступление германских войск в промышленные центры Юга началось бы на 25–30 дней раньше. Что это значит, говорит пример Криворожья, вступление противника в которое началось в середине августа. Даже при крайнем напряжении сил удалось вывезти к этому сроку только оборудование авиамоторных заводов и Днепровского алюминиевого комбината, при этом последние эшелоны уходили, когда немецкие танки вступали в промзоны. Дефицит времени был настолько жесток, что пришлось оставить оборудование артиллерийских заводов, без которых, в крайности, можно было обойтись. Не успели даже уничтожить техдокументацию, по которой немцы в 1942 году наладили производство очень ценимого ими 120-миллиметрового миномёта Шевырина. Что бы мы вывезли, если бы немцы вступили на месяц раньше?
Картину развития событий при «армейском приоритете» являет такой факт: «отпущенные на свободу» советские войска так быстро оставили г. Изюм, что немцы 2 дня не занимали его; за это время партийно-советскому аппарату Совета по Эвакуации удалось вывезти единственное в СССР производство оптического стекла… Кроме прочего, этот пример ещё раз показывает, что технически армия в 1941 году могла уйти из-под удара. Да и в 1942 году в стратегическом отступлении, при той же степени моторизации, она ни разу не дала окружить себя; темп немецкого наступления 1942 года от Харькова до Кавказа был приблизительно равен лету 1941 года.
Наконец, остается сказать, когда И.Сталин изменил это распределение рангов своих задач Верховного Главнокомандующего: в октябре 1941 года, позвонив Г.К.Жукову на КП Западного фронта, он спросил, есть ли возможность удержать Москву, не предваряя ответа встречным требованием, как то было в случае Могилева, Смоленска, Брянска, Киева, Харькова, Тихвина, Ростова-на-Дону, т. е. поставив военный приоритет на независимое от других обстоятельств место, освободив его от обусловленности спасения военно-промышленного потенциала, который уже переместился за Волгу – Первая великая задача войны была решена, Армия теперь становилась Главной, но не Единственной.
Решение И.В.Сталина 1941 года предуведомляло 1945 год и величайший взлёт СССР в 50-80-е годы – иное отдаляло нашу гибель как великой державы самое большее до осени 1942 года, при весьма вероятной перспективе полного уничтожения…
Всемирная история не знает решения столь тяжкого и столь значимого, которое принял и осуществил летом 1941 года Иосиф Сталин, решения, которое выдвинуло его как Величайшего Верховного Главнокомандующего, осознавшего войну не как игру фишками армий и фронтов, а как великое средостение Экономики, Политики, Идеологии, Пространства, Времени, Воли, Духа, Вооружённых Сил.