Русская война: дилемма Кутузова-Сталина
Шрифт:
Т.о. весь смысл этой «директивы»: в последний момент заявить «сделанным» то, что не сделано; по известным словам «подписано – так с плеч долой!». Эта ситуация настолько очевидна, что Военная Коллегия Верховного Суда СССР не предъявила Д. Павлову обвинения по «директиве – 22» – сама директива скорее является материалом к служебному расследованию деятельности С. Тимошенко и Г. Жукова в канун войны.
И вы полагаете, такой странный документ мог быть завизирован И. Сталиным к отправке в войска?
Глава государства не нуждается в формально-казуистическом перекидывании ответственности среди подчиненных, основанном на том, что выполнить приказы они уже принципиально не могут, но есть еще 5–6 часов, чтобы спихнуть его вместе с виной за неисполнение на нижестоящие
В мемуарах Г. Жукова есть одна выразительно разрастающаяся от издания к изданию тень: по крохам собирая компромат на Наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова, в частности цитируя его отрицательный отзыв на тревожные донесения военно-морского атташе в Германии капитана 1 ранга Воронцова: «Полагаю, что сведения являются ложными и направлены по этому руслу, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР» пишет 6 мая Н.Г. Кузнецов [14] * (для нас это свидетельство чрезвычайно важно, оно подтверждает, что Главком ВМФ в канун войны окончательной уверенности не имел, и его решительные действия 18–22 июня НИКАК НЕ ОБУСЛОВЛЕНЫ субъективным порывом; он ВЫПОЛНЯЛ ПРИКАЗ) – но пробавляясь крохами Жуков обходит медведя: что флот уже до «директивы – 22» перешел на боевую готовность; создавая системой умолчаний впечатление, что именно она запустила механизм тревоги в военно-морском ведомстве. Если бы это было так, флот потерпел бы не меньшее, а может быть даже большее поражение, чем авиация в первый день войны – небоеспособный корабль лучшее применение авиабомб, чем не взлетевший самолет.
14
Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., АПН, 1983. – с. 296.
Налицо сознательное утаивание факта более ранней директивы; хотя бы частной, для флота – подмена ее «документом – 22». Естественно, это рождает сильнейшее подозрение о ее общем, не узко-флотском характере – в противном случае эти потуги бессмысленны и Г.К. Жуков с чистой совестью мог бы констатировать разновременный срок поступления директив для армии и моряков, сетовать на ведомственную разобщенность НКО и НК ВМФ, как и на несогласованность принимаемых по ним правительственных решений – этого нет…
Т.о. сбой в прохождении правительственной директивы произошел на уровне высших институтов вооруженных сил НКО и Генштаба (С. Тимошенко и Г. Жуков), что вызвало дезорганизацию в переходе округов на повышенную боевую готовность.
Может быть, это прояснит смысл ирреально-загадочной сцены, записанной Ф. Чуевым со слов В. Молотова в 1980-е годы: «днем 22-го мы, члены правительства, прибыли в Генштаб, чтобы на месте узнать, что происходит на фронте. Докладывал сам Г. Жуков, сильно нервничая; посередине доклада потерял самообладание, заплакал и вышел из комнаты…»* [15] Представить Г. Жукова плачущим стол же мыслимо, как скалу смеющейся – если только он не задержал прохождение директивы на перевод войск в состояние боеготовности, и теперь лучше всех понимал, в какое положение поставил армию, бывшую для него жизнью.
15
Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. М., Тера, 1991, – с. 73.
Не в этом ли причина острейшей неприязни, которую испытывал маршал Г. Жуков к адмиралу флота Н. Кузнецову, вплоть до прямой низости в бытность министров обороны СССР: в 1955 году, воспользовавшись гибелью линкора «Новороссийск» на Черном море, обвинил адмирала в развале флота, сбросил в звании на 3 ступени до «контр-адмирала» и уволил в запас, лишив персональной пенсии, так что флотоводец должен был пробавляться переводами – при том, что все знали: за 3 месяца
Чем адмирал переступил дорогу полководцу? А не тем ли, что был живым укором ему, сделавшим с флотом то, что он не смог сделать с армией – достойно ввести ее в войну?
Как же выглядела гипотетическая «директива – 18» частично, в виде «телеграммы Жукова» переданная в войска и за неисполнение которой был судим и осужден генерал Павлов?
Убирая все алогичные конструкции «документа – 22» и учитывая РЕАЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ ВОЙСК по повышению боеготовности 19–21 июня 1941 г., получаем следующий текст.
«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия: Народному комиссару Военно-Морского флота.
1. В течение 22–23.6.41 г. Возможно разжигание беспричинных военных конфликтов немецкой стороной на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Конфликты могут начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
3. Приказываю в срок до 24 часов 21.6.41 г.:
а) скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую; тщательно ее замаскировать;
в) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
г) перевести фронтовое и армейские управления на полевые командные пункты. Обеспечить их надежной связью;]
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко, Жуков
18.6.41»
И в этом виде директива оказала бы огромное стимулирующее воздействие на армию, как это произошло с флотом – но почему-то по войскам прокатились только отголоски ее эха. Субботник вечером 21 июня командующий ЗапОВО генерал Д. Павлов отправился в Окружной дом офицеров на концерт московской эстрады…
Вина за это всецело ложится на руководство НКО.
Получив подобный документ на руки ВСЕ командующие округами почти несомненно превзошли бы уровень определенных им мероприятий боеготовности, подстегиваемые чувством опасности и житейской мудростью «Каши маслом не испортишь».
Кажется поэтому вместо полного текста директивы в войска был отправлен стоп-кран генерал армии К.А. Мерецков.
Рискну предположить, что следствие было свернуто на К. Мерецкове и Д. Павлове И.В. Сталиным по чисто прагматической причине – война началась и надо ее было продолжать с теми, что остался под рукой: С. Тимошенко, Г. Жуковым, тем же К. Мерецковым; других просто не было. Д. Павлов уже безнадежно дискредитировался разгильдяйством и ограниченностью – его расстрел справедлив и закономерен на виду той беды, в которую он вверг свои войска.
Подчиненный Павлова, командующий авиацией ЗАПВО генерал М. Купец еще раньше и правильно оценил свое командование – застрелился 22-го июня на поле Минского аэродрома в виду 268 горящих самолетов Минской смешанной авиадивизии, уничтоженной немецким налетом на земле…
P.S. Уже после написания этой статьи, в 12 издании мемуаров маршала Г. Жукова я прочитал в дополнение к исходному тексту его признание в НЕПОЛУЧЕНИИ руководством НКО разведывательных данных даже в объеме докладов генерала Ф. Голикова И. Сталину, тем более прямых сводок других ведомств – но тогда на основе какой информации складывалась «дальнозоркость» НКО на фоне «близорукости» И. Сталина? (см. Жуков Г.К. Воспоминания. т. 1, 12-е изд. М. «Новости», 1995 – с. 378–380).