«Русская земля» и образование территории древнерусского государства
Шрифт:
Составитель «Повести временных лет» узнал, что «перьвии насельници» в Полоцке — «кривичи», а так как из легенды, помещенном в предыдущий летописный свод, он знал, что Рюрика призывали кривичи, чудь и меря, то сделал вывод, что Полоцк (как город кривичей), принадлежал Рюрику. Полочан и р. Полоту он не забыл упомянуть, когда писал о древнейших княжениях. «И по сихъ братьи, — читаем в «Повести временных лет», — держати почаша родъ их княженье в Поляхъ, [а] в Деревляхъ свое, а Дреговичи свое, а Словни свое в Новгород, а другое на Полот, иже Полочане. Отъ нихъ же Кривичи, иже сдятъ на верхъ Волги, и на верхъ Двины и на верхъ Днпра, их же градъ есть Смоленьскъ, туд бо сдять Кривичи» [475] и т. д. Среди «племенных» объединений он упоминает, таким образом, и объединение «полочан», подобное существовавшему у «полян».
475
«Лаврентьевская летопись», изд. 1897 г., стр. 10.
Однако здесь же он дает понять, что это племя в некотором отношении отличается от племени полян, древлян, дреговичей, что объединение «полочан» представляло собою иного рода объединение; от полочан, пишет он, происходят те «кривичи», которые сидят «на верхъ Волги и на верхъ Двины и на верхъ Днепра, их же градъ есть Смоленьскъ». Иными словами — одно
476
Ипат. л., 1140, 1128 гг.
В том же тексте, где летописец говорит о «княжениях» у разных племен, он ниже передает сведения о народах «иже дань дають Руси». Во времена летописца, как явствует из этих его слов, «Полоцкая земля» уже в полной мере могла называться «областью», а не племенным «княжением», ибо в числе данников полочан были ливы, обитавшие на нижнем течении Зап. Двины, далеко от Полоцка, семигаллы и другие народы. Само название «полочане» стали употреблять чаще в смысле населения г. Полоцка, а иногда в смысле населения территории Полоцкой «области». Так, летопись отмечает, например, что население Полоцка и «области» испытало навождение: «и тако уязвляху люди полоцкиа и его область; тмь и человци глаголаху: яко навье бьють полочаны. Се же знаменье поча быти отъ Дрьютьска» [477] .
477
Лавр. л., 1092 г.
Обстоятельства, при которых образовалось особое княжество в Полоцке, нам неизвестны. Можем только указать на то, что известные нам факты заставляют предполагать существование в Полоцке местного феодального класса, в интересах которого было создать аппарат принуждения, распространяя его действие на значительное территориальное объединение, и бороться за расширение своей «областной» территории и за увеличение своих доходов. Какие же это факты? Еще до того, как на Полоцк распространилось южнорусское господство, в Полоцке княжил Роговолод, имевший, по выражению Начального свода, «власть свою в Полотьск» [478] . В памяти потомков он был князем не южнорусским, вышел не из «Руси», и не из «внешней Руси», не из Новгорода. Он принадлежал или к местному кривичскому княжескому роду, или пришел из заморья, если верить летописцу и не думать, что он в данном случае отдал дань моде (что могло быть; вспомним, например, что в XVII в. считалось нужным возводить дворянские роды во что бы то ни стало к выходцам из-за рубежа). Летописец не объясняет, откуда именно он вышел «из заморья». Он мог выйти от балтийских славян «съ Кашуб, от Поморья варязского», например. Древние сношения по Зап. Двине с балтийскими славянами вполне допускают такую возможность [479] .
478
Новг. 1-я л., 980 г.
479
На древние сношения кривичей с балтийскими славянами по Зап. Двине указывает топография кладов с куфическими монетами. См.: А. Марков. Топография кладов восточных монет. СПб., 1910; Р. Фасмер. Список монетных находок «Кр. сообщ. ИИМК», т. I.
Попытка установить господство киевских князей над Полоцком не дала прочных результатов. Роговолод был убит. При каких обстоятельствах это произошло, мы хорошо не знаем. Роговолод был современником Святослава Киевского. В рассказе, передающем о событии, представляется вполне достоверным, что нападение «русского» князя на Полоцк было предпринято из Новгорода. Мы увидим ниже (в главе XI), что, по ряду данных, киевское господство пришло в Ростов также из Новгорода. Для. правильной критической оценки источника необходимо иметь в виду, что он восходит к устной традиции рода Добрыни, записанной, впрочем, уже в конце XI в., и что в Начальном своде и «Повести временных лет»: он вошел обработанным в плане общих задач летописания [480] . По счастью, рассказ дошел до нас в двух редакциях, причем в более первоначальном виде традиция записана в Лаврентьевской летописи под 1128 г., где на первый план выдвинут Добрыня — «воевода и храборъ и наряденъ мужь». Вполне естественно, что причиной похода на Полоцк в рассказе выставлялась «ярость» Добрыни, оскорбленного мотивировкой отказа за свой род, а главным результатом похода — торжество Добрыни и месть, выразившуюся в дикой сцене, выпущенной составителем Начального свода, но сохранившейся под 1128 г. в киевской летописи. По версии «Повести временных лет», Владимир выступил на Полоцк тогда, когда Рогнеду собирались вести за Ярополка. Таким образом, поход на Полоцк поставлен здесь в связь с борьбой Владимира и Ярополка.
480
Лавр., Ипат., Новг. 1-я лл., под 980 г.; А. А. Шахматов считает первоначальной редакцию Лавр. л. под 1128 г. (см. «Разыскания…», стр. 174–176, 248–251).
Как было в действительности, мы не знаем. Но для нас важно, что вскоре в Полоцке на столе оказываются потомки Рогнеды, занимавшие нередко недружелюбную позицию по отношению к Киеву. Как это случилось? По преданию, записанному в первой половине XII в. (под 1128 г.), Владимир Киевский «воздвигнул», восстановил «отчину» Рогнеды, дочери Роговолода, возвратив ее в свою «область», где она села со своим сыном Изяславом Володимеровичем. Такое решение он принял по совету «бояр» (киевских, очевидно). Так повествует предание в полном согласии с данными «Повести временных лет» и Начального свода. Можно только усомниться в том, что малолетний Изяслав с матерью сел в г. Изяславле, ибо в «Повести временных лет» мы читаем, что Владимир посадил его в Полоцке. Думаю, что «воздвигая» «отчину» Рогнеды, Владимир делал уступку полочанам. Сын Изяслава начал «мечь взимать» против киевского князя. Вспомним, что в Новгороде, где в начале XI в. видим местную знать, организованную в «тысящу», была попытка в начале XI в. прекратить уплату дани в Киев. Но Новгород не вышел из повиновения, так как киевские князья продолжали держать там своих сыновей. В Полоцке, где также, очевидно, существовала местная правящая среда, дело обстояло несколько иначе; там с конца X в. утвердилась одна особая княжеская линия. Киевские
Мы видели, что в Новгороде «русские» князья использовали в своих интересах наемный варяжский отряд. Поскольку в Полоцке сидела своя княжеская линия, полоцкие князья сами пытались использовать варягов в местных полоцких интересах. Об этом говорят два разных источника: Длугош и «Eymundar Saga». Длугош сообщает, что «Bretislavus, сын Изяслава, князь Полоцкий, собравши войско из своих полочан и варягов (congregato de suis Polocensibus et Varahis exercitu), выступил против Новгорода и завладел им» [481] . «Eymundar Saga» рассказывает о том, как варяг Эймунд нанимался к Брячиславу Полоцкому. Пользуясь сагой как источником, мы отбрасываем всю фантастику, присочиненную ради возвеличения Эймунда, в частности, повествование об условиях договора между Брячиславом и Ярославом. Эта фантастика особенно заметна при сравнении «Eymundar Saga» с русской летописью. Но некоторые живые черты действительности сага сохранила. Нанимая варягов на свою службу, полоцкий князь, по «Eymundar Saga», предварительно советовался со своими «мужами»: «потому что они вносят мне деньги, хотя я отпускаю их из своих рук (расходую)» [482] .
481
А. И. Лященко. «Eymundar Saga» и русские летописи. «Изв. АН СССР», 1926, № 12, стр. 1084.
482
В переводе О. И. Сенковского «Древпесеверные саги и песни скальдов», СПб., 1903, стр. 56.
И русская летопись и древнесеверная сага одинаково показывают, что Ярослав добивался господства «Русской земли» над Полоцком. По Новгородской летописи, Ярослав требовал, чтобы Брячислав действовал в единении с ним: «буди же съ мною единъ» [483] . Даже в вымышленной части рассказа саги подчеркнуто, что Эймунд, посаженный в Полоцкой: стране, «держал защиту ее (landvarn) от имени конунга Ярислейфа» (т. е. Ярослава) и что Эймунд передал свои права Рагиару «по соизволению конунга Ярислейфа и господыни Ингигерды» [484] , По, Новгородской летописи, в результате соглашения Брячислава с Ярославом, Брячислав воевал совместно с Ярославом до самой смерти своей, последовавшей, согласно «Повести временных лет», в 1044 г. Когда он умер, Всеслав, «сын его сде на стол его» [485] . Еще в 1060 г. Всеслав действовал в единении с «русскими» князьями и ходил с ними «на коних и в лодьях» против степняков — торков [486] .
483
Новг. 4-я л., 1021 г.
484
Перев. Сенковского. Указ. соч., стр. 61; см. также: Е. А. Рыдзевская. К варяжскому вопросу. «Изв. АН СССР», 1934, № 8, стр. 621.
485
Лавр. л., 1044 г.
486
Там же, 1060 г.
Подчинение господству князей Среднего Поднепровья не было прочным. Ярослав добился его путем соглашения ценою значительных территориальных уступок Брячиславу. Было ясно, что и Всеслав потребует новых территориальных уступок. В чем же заключались их территориальные требования? И Брячислав и Всеслав добивались расширения «областной» территории путем борьбы. Территория росла не без помощи военной силы. Те факты, которые находятся в нашем распоряжении, показывают, что в интересах местного, полоцкого правящего слоя было создать значительное территориальное объединение и бороться за расширение своей «областной» территории, за увеличение своих доходов.
Древнейшая полоцкая территория, судя по определению «Повести временных лет» и самому названию «племени», охватывала преимущественно места по Зап. Двине в районе р. Полоты. Следы заселенности края заметны к западу и к югу от Полоцка, по левую сторону Двины, а также к северо-востоку от Полоцка, на путях из Полоцка в Невель, т. е. как раз приблизительно в районе р. Полоты и далее. Из шести курганных групп, зарегистрированных А. М. Сементковским в Полоцком уезде, две группы находятся на путях из Полоцка в Невель, одна — близ берега Дриссы и три — к юго-западу от Полоцка [487] . Из двух пригородных селений, лежавших под Полоцком в домонгольское время, из числа отмеченных источниками, одно (Бельчицы) находилось к югу от Полоцка, в 2–3 км от ручья Бельчица (впоследствии здесь были расположены рядом четыре селения Бельчицы) [488] ; другое пригородное селение лежало к северо-востоку от Полоцка, на р. Полоте, где был расположен Евфросиниев монастырь. Это — Сельцо, место погребения полоцких епископов. Однако древнейшее полоцкое население располагалось главным образом по левую сторону Зап. Двины (так можно думать, имея в виду данные археологии). «Древнейшие курганы полочан, — писал А. А. Спицын, — исследованы по левую сторону Зап. Двины в Полоцком и Лепельском уездах. Обряд погребения в них — трупосожжение в могиле и вне могилы» [489] . Согласно обследованию Лявданского, в Бельчицах обнаруживаются древние слои, свидетельствующие об исконном заселении местности полочанами [490] .
487
А. М. Сементковский. Белорусские древности. СПб., 1890, вып. 1, стр. 12–13. Древнее полоцкое городище, находящееся на правом берегу Полоты, против «нижняго замка», выросло на поселении VIII–IX вв. В Заполотье обнаружены остатки селища X–XI вв. См.: А. Н. Ляуданскі. Археологічныя досьледы у Полацкай акрузе. «Зап. аддзелу гуманітарн. навук Белар. Акад. Навук», кн. II, Менск, 1930, стр. 166–169.
488
Ипат. л., 1159 г.; Список населенных мест Витебской губернии, Витебск, 1906, стр. 300, № 92–95.
489
«Зап. имп. Русск. археол. об-ва», нов. серия, 1897, т. IX, вып. 1–2, стр. 258
490
В Бельчицах обнаружены курганы IX–X вв. и остатки селища. См. А. Н. Ляуданскі. Археолегічныя досьледы у Полацкай акрузе. «Зап. аддзелу гуманітарн. навук Белар. Акад. Навук», кн. II, 1930, стр. 161, 173.